– Что тебя в ней страшит? – спрашивает Флора, во весь свой большой вес возлежа на Говарде. Ее груди прямо у него перед лицом.
– Я полагаю, – говорит Говард, – что мы слишком тесно конкурируем в одной области. Это логично. Ее роль все еще чересчур тесно связана с моей, что препятствует ее росту, и она испытывает непреодолимую потребность подкапываться под меня. Уничтожать меня изнутри.
– Тебе удобно? – спрашивает Флора. – Я тебя не слишком придавила?
– Нет, – говорит Говард.
– Как именно уничтожать тебя? – спрашивает Флора.
– Она выискивает во мне слабину, – говорит Говард. – Хочет убедить себя, что я фальшивый шарлатан.
– У тебя прелестная грудь, Говард, – говорит Флора.
– И у тебя, Флора, – говорит Говард.
– А ты фальшивый шарлатан? – спрашивает Флора.
– Не думаю, – говорит Говард. – Не больше, чем всякий другой человек. Просто у меня страсть действовать. Вносить какую-то упорядоченность в хаос. А она видит в этом модный радикализм.
– О-о, Говард, – говорит Флора, – а она умнее, чем я думала. У нее есть кто-то на стороне?
– По-моему, да, – говорит Говард. – Ты не могла бы подвинуться? Мне больно.
Флора скатывается с него и вытягивается рядом с ним; и они отдыхают лицом к потолку в ее белой квартирке.
– Разве ты не знаешь? – спрашивает Флора. – Разве ты не потрудился узнать?
– Нет, – говорит Говард.
– Ты лишен здорового любопытства, – говорит Флора. – Это ведь живая психология, а тебе не интересно. Неудивительно, что она хочет тебя уничтожить.
– Мы верим в то, что каждый идет своим путем, – говорит Говард.
– Накройся простыней, – говорит Флора. – Ты же весь потный. Вот так и схватывают простуду. Как бы то ни было, но вы остаетесь вместе.
– Да, мы остаемся вместе, но мы не доверяем друг другу.
– А, да, – говорит Флора, поворачиваясь на бок, чтобы поглядеть на него, и ее крупная правая грудь свисает над ним. У нее на лице недоумение. – Но разве это не определение сути брака?
У Флоры уютная комната, мягкая постель, телефон рядом, как и пепельница, в которой дотлела сигарета, пока они были заняты. Говард глядит в потолок. Он говорит:
– Ты думаешь, нам не следовало жениться? Ты кончила?
– Я всегда кончаю, – говорит Флора. – Нет, я этого не говорила. Брак это институт множественной полезности. Лично я предпочитаю ничем не обусловленные совокупления, но это мой личный выбор в пределах разных возможностей. Брак может быть очень интересным. Я думаю, жизнь очень часто налаживается через самые непредсказуемые отношения.
– Полагаю, мы с Барбарой против воли принадлежим к брачующемуся поколению, – говорит Говард. – Будь мы на пять лет моложе, то просто сожительствовали бы. Извлекли бы из этого самое лучшее, а потом порвали бы.
– Но почему ты не порвешь? – спрашивает Флора. – Объясни, пожалуйста.
– Точно не знаю, – говорит Говард. – Я думаю, у нас у обоих еще есть какие-то надежды. Мы чувствуем, что еще есть что-то, чего можно достигнуть. Отправиться куда-то еще.
– У тебя на спине прыщик, Говард, – говорит Флора. – Повернись, я его выдавлю. Куда отправиться?
– У тебя ногти слишком острые, – говорит Говард. – Не знаю. Осталась какая-то психическая связь.
– Вы еще не совсем кончили наносить друг другу поражения, – говорит Флора. – Ты об этом?
– Такая борьба что-то значит, – говорит Говард. – Она поддерживает в нас энергию.
– Ну, ты-то процветаешь, – говорит Флора. – А Барбара?
– Она в некоторой депрессии, – говорит Говард, – но это расплата за скучное лето. Ей требуется какое-то живое дело.
– Ну, что же, – говорит Флора. – Уверена, ты сумеешь это устроить. Ладно, Говард, вылезай. Пора отправляться домой к матримониальным узам.
Говард вылезает из большой кровати; он подходит к стулу, на котором аккуратно сложена его одежда, берет шорты и надевает их. Он говорит:
– Я тебя скоро увижу? – Он ведь не вполне уверен во Флоре, не вполне уверен, то ли он с ней в связи, то ли проходит курс лечения, включающий интимности, который может быть прекращен в любой момент, едва пациента сочтут полностью выздоровевшим и готовым вернуться к нормальной жизни в браке.
– Ну-у… – говорит Флора и, всколыхнув свое крупное нагое тело, тянется к тумбочке, с которой берет свой ежедневник, карандаш и очки. – Я сейчас жутко занята из-за начала семестра. Надеюсь, против обыкновения, это будет тихий семестр.
– О, Флора, – говорит Говард, – где твой страстный радикализм? Разве есть жизнь без конфронтации?
Флора надевает очки; она глядит на Говарда сквозь них.
– Надеюсь, ты ничего для нас втихомолку не готовишь, Говард? – говорит она.
– Я? – невинно спрашивает Говард.
– Я думала, ты только что объяснил, что это твой способ сохранять свой брак в действии, – говорит Флора. – Это и то, что ты приходишь сюда.
– Так когда я смогу снова сюда прийти? – спрашивает Говард, натягивая носки. Флора открывает свой ежедневник, она пролистывает страницы, исписанные так же густо, как в ежедневнике, лежащем возле телефона Кэрков в холле, куда Говард должен незамедлительно вернуться.
– Мне очень жаль, Говард, – говорит Флора, глядя на заполненные страницы. – Боюсь, нам придется оставить вопрос открытым. Какое-то время я буду кипеть в котле.
– О, Флора, – говорит Говард, – есть же очередность.
– Вот именно, – говорит Флора. – Ничего, Говард, это дает тебе время что-нибудь устроить. И тогда в следующий раз у тебя будет что-то интересное, чтобы рассказать мне.
– Ну, один вечер ты должна освободить, – говорит Говард. – Следующий понедельник. Приходи на вечеринку.
– Так это же первый день семестра, – говорит Флора, глядя в свой ежедневник. – Нет, вы умудряетесь выбирать неудобные дни.
– Это идеальный день, – говорит Говард. – Повсюду начинается новое. Вечеринка новых начал.
– Ты никогда ничему не учишься, верно? – говорит Флора. – Новые начала очень редки. Все больше одно и то же.
– Я тебе не верю, – говорит Говард. – И ты исповедуешь радикализм? Там будет много интересного.
– Разумеется, – говорит Флора. – В котором часу?
– Примерно в восемь, – говорит Говард. – Просто вечеринка, если ты понимаешь, о чем я.
– Думаю, что понимаю, – говорит Флора. – Ну, я погляжу. Возможно, мне надо будет съездить в Лондон. Я приду, если смогу. И не приду, если не смогу. Договорились?
Говард надевает свой пиджак.
