Уиль тормошил меня, вытирая пахнущий кислой рвотой рот.
Уиль перестал учить таблицу умножения, не хотел делать домашние задания. Он меня не слушался, и я теперь не ставила его в угол с поднятыми руками и не била по ладоням, а хлестала по щекам или заставляла часами оставаться в «позе Вонсан»[13]. Я была не только его старшей сестрой, но и учительницей, и матерью. Кроме меня, у него никого не было. Он был «недоделанным», дураком или даже дебилом, и я могла оскорблять его, как хотела. Вонючка, тупица, сопляк. Я обзывала Уиля крысой, вороватым котом, мокрицей, и он съеживался и выглядел печальным и несчастным.
Начался сезон дождей. Небо готово было рухнуть под тяжестью туч.
Из-за дождя мы все время сидели дома. Один тайфун приходил на смену другому, вода сутками падала с небес на землю. Голубовато-розовая плесень расцвела на обоях, которыми отец целый день обклеивал стены, прежде чем забрать нас от тети. Обои с треском отклеивались. Пол под линолеумом кишел муравьями, мокрицами и сколопендрами. Мы лежали, слушая дождь, наши тела и волосы отдавали затхлостью. Я боялась, что у меня на коже вырастут грибы. Из туалета выползали длинные волосатые гусеницы. Капли воды выступали на паутине, под потолком, напоминая мне те, что сверкали на золотистых волосах мачехи. Мы с Уилем смахнули метлой всю паутину, но голодные пауки тут же соткали новую, и наутро в ней оказались мотыльки и другие насекомые.
— Хотите увидеть танец земляных червей?
Господин Йи, должно быть, скучал не меньше нашего: в сезон дождей работы у него почти не было, и он в основном сидел дома. Если посыпать выползня солью, он начинает лихорадочно извиваться, как будто танцует какой-то особый, «червячный» танец. Глупой птице господина Йи тоже было скучно. Она молча сидела в клетке, сложив крылья, и лишь изредка монотонно вскрикивала «чи», «чи». Осколок зеркала в клетке запотел, и птичка, не видя своего отражения, решила, что ее дружок улетел. Уиль взгромоздился на кирпичи и, рискуя упасть, просунул палец в клетку, чтобы протереть зеркальце.
Ночью на небе сверкали молнии. Голубой разряд ударял в землю, после раската грома гасла лампа. Склонив друг к другу головы, мы смотрели на свечу и собственные тени на стене, впитывая тепло красного пламени.
Мы с Уилем ходим справлять нужду на холм. Тип, который чистит туалеты, поругался с хозяйкой и больше не приходит. По дороге на холм нужно было перебраться через железнодорожные пути и пройти мимо дома доктора Чханя. Я всегда ускоряла шаг, но все равно видела пустую будку, а иногда и стоявшего во дворе хозяина дома.
На холме живет ветер. Он строит там свои дома. Чем выше поднимаешься, тем сильнее он дует, раскачивая все вокруг и уводя от нас дорогу, по которой мы бежим, и дома.
Присев, мы наблюдали за белками и птицами, а они смотрели на нас. В лучах заходящего солнца тропинки между деревьями кажутся таинственными проходами в другой, неведомый, мир. Когда небо затянуто облаками, деревья стоят, склонив головы, и кажутся погруженными в свои мысли.
На обратном пути мы становились на четвереньки и прижимались ухом к земле, чтобы послушать. Так можно узнать, не идет ли издалека поезд. Когда он еще прятался за горой, рельсы уже плакали от страха. Когда вагоны проносились мимо нас, мы орали, широко разинув рты, пока хвост состава не исчезал вдали. Лица у нас становились красными, горло раздирало от боли. Голова кружилась и казалась совсем пустой.
Мы много раз видели на путях мужа госпожи Ёснук. Он шел вдоль рельсов, заросших ромашками, астрами и примулами. Мы прятались в высокой траве. Думали, он хочет, чтобы эти прогулки оставались тайной, как и его чувства.
Начались летние каникулы. Мы проводили дни перед телевизором. Он все чаще перегревался и однажды совсем скис, «плюнув» в нас горсткой искр.
Мы жали на все кнопки, поворачивали «ящик» и так и сяк, но картинка на экран не вернулась. Мы отправились в мастерскую на перекрестке.
— Вам заплатят, когда вернется наш отец. Он строит очень большую: церковь из стекла. Он приедет и привезет много денег.
Хозяин магазина окинул нас недобрым взглядом и сказал:
— Вот тогда и приходите.
Без телевизора жизнь стала скучной. Вечером мы шли к магазину электротоваров — там в витрине стоял телевизор, и мы его смотрели.
Тото сражается с демоном Агорой, чтобы спасти Лили, красивую девочку с Земли. Агора пленяет Тото с помощью волшебной сети — кажется, что она сделана из серебряных цепей. Тото не сдается, но его силы на исходе, сеть все сильнее сжимается, и смех Агоры разносится по темному своду вселенной.
— Тото справится, у него есть волшебная сабля.
Уиль нетерпеливо вздыхает.
До чего же долго тянется летний день…
Я повела Уиля в высокий дом покататься на лифте. Мы много раз съездили с первого этажа на пятнадцатый и обратно, но ему все было мало. Он нажимал на кнопки и бегал наперегонки с лифтом, а я боялась нарваться на инспекторшу социальной службы.
— Я все думала, почему это лифта так долго нет, а оказывается, вы катаетесь! Вы ведь не здесь живете, верно? Нельзя безобразничать в чужом доме! Это вы писаете, харкаете и разрисовываете стены, вы! Ну как еще вам объяснить? — Дама, поймавшая лифт на первом этаже, была очень зла.
Выходя на шестом, она смерила нас взглядом и велела убираться.
— Хочу писать, сестрица.
Уиль переступал с ноги на ногу и строил рожи.
— Так писай прямо здесь.
Он тут же спустил штаны и напрудил лужу в углу.
Я услышала скрип открывающейся двери и открыла глаза. На пороге стоял наш отец, в руке у него был зажат клок золотистых волос — он спрятал ее за спину, но недостаточно быстро, и я успела увидеть. Была ли в тот вечер луна? Заметив прорезавший темноту комнаты желтый луч света, я тут же зажмурилась. Я всегда так поступала, когда пугалась… Если глаза закрыты, мрак тебя защищает. Так я спрятала от себя самой силуэт отца, стоявшего в дверях и смотревшего, как мы спим.
— Крепко же вы дрыхнете, — произнес его невидимый голос. — Даже не заметили, что ваш отец вернулся.
— Ты приехал на поезде, папа?
Уиль перевернулся на другой бок и что-то пробормотал во сне. Отец-невидимка упал на постель рядом со мной.
— Как ты спишь одетой в такую жару? Давай-ка я все это с тебя сниму.
Руки невидимого отца задрали мне майку. От него пахло спиртным. Мои груди уже начали формироваться, и его ласки причиняли мне боль, но я сдержала крик, закрыла глаза и отвернулась. Невидимка убрал руки и испустил долгий тяжелый вздох.
