Отмахав на хорошей скорости километров шестьдесят, мы сбросили газ и начали выбирать место для первой стоянки. Я внимательно разглядывал Максову измочаленную карту.
Карта, вроде бы, не врала, но как-то приукрашивала действительность. Несколько боковых грунтовых дорог, которым по карте полагалось уверенно вливаться в асфальтовую реку, при ближайшем рассмотрении оказывались заросшими тропинками с еле заметной колеёй. Поворачивать туда мы не рискнули. Свернув на другой проселок, пошире, мы проехали с километр и уже собрались было устроить привал — но тут издалека послышалось тарахтение трактора, а вскоре показался и он сам. Трактор куда-то тянул полный прицеп навоза, щедро расплескивая его направо и налево. Отсмеявшись и отдышавшись, мы развернулись (едва не заехав в канаву) и выбрались обратно на асфальт.
Солнце уже клонилось к закату, когда мы нашли дорогу поприличнее. Карта обещала через три километра грунтовки привести нас в деревню Старое Колено (нежил.). Это было даже интересно. «Нежил.» нас не слишком огорчало. Опасаться (как сказал Макс) следовало живых людей.
Вскоре мы, и верно, въехали в покинутую деревеньку. Было в ней пять или шесть домов, серых от старости, с заколоченными окнами, да несколько разбитых дощатых сараев. Дворы заросли какими-то высоченными сорняками, иван-чаем, крапивой и бурьяном. Старые, полузасохшие яблони все еще пытались цвести, как будто специально для нас. Макс остановил автобус на широченной поляне посреди деревни. Он выключил мотор, магнитола смолкла, и нас охватила мертвая тишина. Даже кузнечики почему-то не стрекотали.
— Вот моя деревня, — произнес Макс. — Типа, дом родной.
— Не хотел бы я тут родиться, — ответил на это Костик. — Жуть берет.
— Здесь, наверно, конопля растет, — сказал Шериф. — Надо поискать. Хотя и не сезон.
Мы вышли из машины. Дверь хлопнула, и тут же какая-то тварь мелькнула в траве и исчезла в ближайших кустах.
— Крыса, — всполошился Костик. — Дикая. Дрянь какая!
— Дурак ты — крыса, — сказал Шериф. — Это жаба серая, травяная. В конопле отъелась.
— А ты где крыс домашних видел? — спросил я.
— Дома, — сказал Костик.
Мы прохаживались по заброшенной деревне, заглядывая во дворы. Вокруг не было ни души. Ни собак, ни кошек, ни ворон. Какие-то птицы всё же обитали в высоких кустах, но петь, видимо, боялись.
В полузаросшем пруду за домами лежала сгоревшая машина, похоже, жигули-копейка. Над стоячей водой виднелась лишь крыша и верх дверей с выбитыми стеклами. Подобравшись поближе, мы с удивлением заметили, что машину как будто вспучило изнутри — крыша была погнута и усеяна дырками с рваными краями, как от осколков.
— Ничего себе грохнуло, — произнес Макс.
— Не бак. Внутри, — уточнил Шериф, приглядевшись. — Если кто в ней и был, п…дец всем.
Проверять это нам не хотелось.
— А почему посередине пруда? — поинтересовался Костик. — Тушили?
— Да нет. Может, с зимы, — сказал Макс. — На лед заехали, и…
Я сказал мрачно:
— Самое место выбрали покататься.
— Экстремалы, — откликнулся Макс.
— Раз взорвалось, значит, была и взрывчатка, — сказал я Шерифу. Его брат успел отслужить в армии и кое-что об этом рассказывал. Кое-что неприятное.
— Точно. Похоже на мину противопехотную.
— Странно это все, — заключил Костик.
Мы убрались подальше от пруда. Пробравшись сквозь высокий бурьян, подошли к первой заколоченной избе. Макс нес с собой монтировку, и они с Шерифом в два счета отломали трухлявые доски и отворили дверь. Мы заглянули внутрь. Там было темно и пусто — ни стола, ни табуретки, только громадная печь с отломанными дверцами.
Стены затянуло паутиной. Кое-где на них сохранились обрывки обоев (светленьких, в полоску).
Макс достал из кармана фонарик.
Мы прошли во вторую половину дома и остановились перед лестницей на чердак.
— Слазим? — предложил я.
— Чего туда лезть, видно же — все расп…зжено давно, — сказал Макс. — Только шею сломаешь.
— Вот и все так думают. А там иногда всякие старинные штуки бывают, — не согласился Костик. — Иконы, книги…
— Пулемет. И скелет партизана, — проговорил Шериф и ступил на лестницу. Она заскрипела, но выдержала. — А тут ничего, нормально, залазьте, — донеслось сверху через некоторое время.
Мы по очереди поднялись на чердак. Дощатый пол был довольно чистым, через слуховое окно с сохранившимся стеклом виднелось багровое заходящее солнце. Никаких вещей, конечно, здесь не было.
Шериф прошелся по чердаку вдоль и поперек. Ощупал и зачем-то простучал кирпичную печную трубу, когда-то обмазанную известкой. С трудом открыл дверцу, за которой обнаружилось отверстие для прочистки — вьюшка, или как там она называется. Из отверстия посыпалась сажа.
— Что это там? — спросил он вдруг. Засучил рукав и просунул руку внутрь. И вытащил что-то завернутое в черную, заскорузлую, когда-то промасленную тряпку. Тряпка развернулась, и в руках у Шерифа оказался тронутый ржавчиной пистолет.
Макс уронил фонарь.
— Наган, — сказал Шериф.
Из тряпки высыпалось несколько позеленевших патронов. Костик, присев, собрал их с пола и протянул нам.
— Ничего себе зашли, — сказал Макс. — Это был типа сейф. А что же тут в других домах?
— Тут в лесах до сих пор люди роются, — объяснил я. — Это же Костяной Бор. Здесь целая армия в болоте потонула.
— Костян, в честь тебя бор, — сказал Макс.
— Целая армия? — переспросил Шериф. — Немецкая?
— Да сейчас тебе, — сказал я. — Советская. А генерал в плен сдался.
— Врешь ты, — не поверил Шериф. — Генерал бы застрелился. Или свои бы застрелили.
— Пистолета под рукой не оказалось. Один был на всех, и тот в избе спрятанный — только сейчас нашелся.
— У генерала «ТТ» должен быть, — серьезно сказал Шериф.
— Да я так просто пошутил, а ты и не догнал, — уступил я.
— Шутить не надо. Люди воевали. А сейчас…
Шериф сплюнул.
— Костяной Бор, — пробормотал Костик. — А деревня — Старое Колено. Ужас какой.
— Ладно, что не старый череп, — сказал Шериф.
— Пошли вниз, — предложил Макс. — Еще в других местах посмотрим.
— Какой козел в печку наган засунул, — пробормотал Шериф.
— Ну… там все-таки сухо, — предположил я. — Может, надеялся скоро забрать?
Шериф ничего не ответил.
Мы спустились по скрипучей лестнице и вышли, плотно прикрыв за собой дверь. Костик остался стоять на крыльце.
— Почему же так тихо? — спросил он.
