В духовный праздник все права его открывать принадлежат святым жрецам, поэтому после торжественного омовения рук зазвучали молебны: первым пустили младшего, молодого отца Маганика, жреца бога Огня, он говорил громко и нараспев, управился быстро. А за ним жрец бога Войны Ларро, отец Менарез, творил молитву, половину слов которой присутствующие не расслышали, ибо жрец грозного бога был тщедушен и тихоголос. Третьим вступил отец Домми, жрец богини Подземных Вод Уманы, он уже торопился, ибо слышал, как урчат голодные желудки и как вздыхают, не ропща, но тяжело благочестивые гости…
Все трое жрецов принадлежали к свите маркизы Эрриси, вдовы Ведди Малого и матери нынешнего властителя удела, Хоггроги Солнышко, все трое сидели на почетных местах, но не за главным столом, в отличие от старейших и почтеннейших жрецов Скатиса и Улинеса.
Отец Скатис был стар, лыс, мудр, полон учености и такта, он просто встал и с поклоном передал слово отцу Улинесу, так же, как и он, жрецу храма Земли, но еще более древнему и уважаемому.
Отец Улинес поклонился духовному собрату, молодой чете маркизов, маркизе Эрриси, всему залу, затем выпрямился и густо откашлялся. Был он весьма невысок ростом, три локтя с ладонью, годами стар, но довольно еще крепок, гладок, румянец на его щеках расплывался к шее и к лысине, а седые усы свисали через рот на голый подбородок. Отец Улинес обеими руками развел усы в стороны — и на несколько мгновений они ему подчинились.
— Такой день сегодня — Матушка проснулась! Возблагодарим же ее за все сущее! — Отец Улинес ухватил пухленькою ладонью стеклянный кубок, доверху наполненный желтым храмовым вином, выпил его досуха. — Ух! Зело ныне гостьба толстотрапезна!
И грянуло празднество!
Уж кто-кто, а маркизы Короны умели принять гостей так, чтобы всего было им вдоволь: вин, тонких и крепких, яств, вкусных, сытных и бесконечно разнообразных, всяческих забав и развлечений… А случись гостям заночевать у маркизов — то и просыпались они в тепле, в чистоте и уюте, на мягких перинах, под надежными одеялами…
Всем известно: где праздник, там и вино, где вино — там и кровь кипит: ссоры, дуэли… Вот как раз этого во владениях маркизов Короны, во время празднеств, ими устраиваемых, совершенно не допускалось. Маркизы — Ведди Малый, Лароги Веселый или еще кто, безжалостной рукой гасили пыл правых и виноватых, и далеко не всегда после их вмешательства спорящие оставались в живых. А правильнее сказать — почти никогда, если спор их вспыхивал не на трезвую голову. И жаловаться наместнику, либо государю, если доходило до жалоб, было совершенно бесполезно, ибо по высочайшему вердикту неминуемо получалось: владетельный маркиз был совершенно прав по существу дела, а виновные понесли заслуженное наказание, и семьи покойных обязаны принять на себя все фискальные и судебные издержки.
Поэтому-то на пирах у маркизов почти никогда кровавых ссор не возникало. И уж никто в этих краях не мог припомнить, ни в собственном опыте, ни по старинным преданиям, чтобы кто-то из гостей вызвал на дуэль хозяина. Во-первых, это вообще по-мужлански невежливо и признак дурновкусия, а во-вторых, лучше тогда для забияки самому надеться животом на меч: не так страшно и гораздо больше надежды остаться в живых.
Танцы, согласно моде, недавно устоявшейся при императорском дворе, были объявлены задолго до наступления вечера, почти сразу после первой перемены блюд, когда большинство гостей не успели даже начальный голод утолить. И кроме кучки ворчащих стариков, приверженцев старинных провинциальных обычаев, всем эта столичная мода пришлась по душе, особенно дамам: наряды чистые, неизмятые, завистницам хорошо видны, сложнейшие прически не испорчены, лица свежи, кавалеры сплошь трезвые и не утратившие ловкость в танцевальных движениях…
Те, кто желают соединить для себя танцы и хороший стол, также могут легко это сделать: громадный зал вместителен, накрытые столы в одной его половине, а танцующие гости в другой, стоит лишь пройти за гобеленовые перегородки, нарочно для этого установленные в преддверии празднества, и утолить возникшие жажду и аппетит, либо, наоборот, желание потанцевать.
Первая пара среди всех — конечно же, блистательные Хоггроги Солнышко с супругой, бережно протанцевавшие вместе первую половину первого танца, а следующая по красоте пара — конечно же, Хоггроги Солнышко, почтительно и плавно ведущий во второй половине роскошного Открывающего Танца свою матушку, светлейшую маркизу Эрриси.
Подав достойный пример, семья маркизов Короны скромно покинула пределы танцевального ристалища и предоставила гостям полную волю плясать и танцевать под музыку своего домашнего оркестра, одного из лучших в южной части Империи. Забот хватало, однако же Хоггроги решительно попросил мать и жену поменьше принимать участие в избытии хозяйских и хозяйственных обязанностей, предоставив это ему, а самим побольше отдыхать и наслаждаться праздником. И та, и другая не осмелились прямо ослушаться, но исподволь все же пытались командовать пробегающими рядом слугами с тем, чтобы всякие досадные мелочи и недочеты не портили пышного великолепия дома владетельных маркизов Короны.
После танцев пир вспыхнул с новой силой, хотя и до этого не прекращался ни на миг. Жонглеров сменяли скоморохи, скоморохов сказители, сказителей певцы, певцов укротители животных, со своими питомцами…
К вечеру, как это всегда бывает, гости разбились на множество больших и малых компаний, причем женщины составляли женские кружки, а мужчины — мужские.
Хоггроги в сопровождении дворецкого, стольника и двух сенешалей, очередной раз обошел, обследовал берега, острова и гроты бушующего праздника и, решив наконец, что ему тоже пора слегка отдохнуть, присоединился к мужскому кружку, состоящему из самых именитых гостей. А матушка и супруга, как и ожидалось, решили веселиться по отдельности друг от друга, но тут уж ничего не поделать, ни приказами, ни уговорами, такова жизнь…
Мужчины собрались в соседних с пиршественным залом покоях, куда слуги, повинуясь прихотям гостей, втащили громадную колоду для разделки туш, почти новую, с невыщербленной поверхностью, чисто вымытую. Добавили и огня по потолкам и стенам, так чтобы стало светло как днем.
Развлечение называлось: «щепить лучину».
Слуга клал на поле колоды узенькую зубочистку, а гости по очереди ухватывали нарочно принесенную для этого секиру и со всего маху били по колоде, пытаясь разрубить зубочистку вдоль. О-о, это была далеко не такая простая забава, как сие могло показаться на первый взгляд. Неопытный человек, с делом незнакомый, может махать секирой до изнеможения: раз, два, три… сто!.. И вот-вот уже кажется, еще чуть правее, еще самую-самую малость левее… пока рука не перестанет слушаться… — а зубочистка по-прежнему невредима. Потеряешь силу и терпение, дрогнет рука — и вот уже зубочистка перерублена поперек, а не вдоль… Да хранят вас от этого боги! Позору и насмешек хватит на год, а то и больше, все до единого соседи об этом узнают, ближние и дальние, еще и до столицы дойдет. Просто же промахнуться по зубочистке — не позор, а забава. Пока повезло только молодому графу Борази Лона: самый бочок отщепил он от зубочистки расчетливым ударом, с волосок толщиною, но — вдоль, и все-таки отщепил, все честно.
