Запомнив рассказ сторожа, Иван откланялся и вместе с Евдоксей поднялся наверх, к себе. Долго не спал, все ворочался, думал – а не пора ли рвать когти? Выйдя на лестницу, покурил, размышляя, и решил все ж таки дождаться возвращения Артемьева. Мало ли, вдруг у того все хорошо сложится? Тогда и бежать никуда не надо будет.
Только лишь к утру забылся Иван муторным беспокойным сном. Во сне ярко горели подожженные крепостные стены, свистели стрелы, сверкали мечи, и гулямы Тимура, завывая, неслись на приступ.
А утром Раничева вызвали к начальнику… вернее – к врио. Иван спускался вниз, недоумевая – и чего это он Вилену понадобился? У ворот, напротив флигеля, стоял «газик», из тех, что в народе прозвали «козлом». Несмотря на жару – с поднятым тентом. Около «газика» прохаживался молодой парень в новенькой милицейской форме – синем кителе и галифе. В сердце Раничева неприятно кольнуло.
– Что случилось-то? – спросил он у посыльного, рыжего веснушчатого мальчишки.
– Да не знаю, – отозвался тот. – Вилен Лександрыч велел вас позвать, а зачем – не сказал.
– Ладно, посмотрим… Ну, ты беги, я и сам дойду.
Отпустив пацана, Раничев зашагал к центральному корпусу. Горнисты уже сыграли подъем и красногалстучная ребятня, проснувшись, выбегала на зарядку. Пробегая мимо, махали руками:
– Здрасьте, Иван Петрович!
– Утро доброе, – рассеянно кивал в ответ Иван. Попался по пути и пацан с белесой челкой – Игорь. Какой-то заплаканный, хмурый, и шел не со всеми, вовсе в другую сторону, к бельевому складу. Что еще с парнем случилось? Может, опять Вилен приставал?
Раничев окликнул:
– Эй, Игорек!
Игорь не отзывался, так и шел, как шел, словно бы и не слышал.
– А его в интернат отправляют, в Климовский, для врагов народа, – охотно пояснила девочка в белой панамке и с косами. – Родителей, видно, арестовали.
– Да нет у него родителей.
– Ну, тогда не знаю…
Дойдя до бетонной линейки, Раничев оглянулся – за воротами милиционер, подняв капот, деловито копался в моторе. Видать, и вправду – шофер. Поднявшись по ступенькам, Иван постучал в дверь.
– Входите, Иван Петрович, давно вас ждем.
Вилен, видно, давно наблюдал за ним в окно. Кроме него в приемной, на диване, сидел худощавый человек с большими залысинами, выбритым до синевы подбородком и умными серыми глазами, одетый в синий костюм, легкие серые туфли и голубую рубашку без галстука.
– Петрищев, Андрей Кузьмич, следователь, – достав из внутреннего кармана удостоверение, представился он.
– Иван Петрович Раничев. Чем обязан?
– Можем мы с вами поговорить?
– А по какому поводу?
Следователь улыбнулся:
– По поводу кражи в музее.
Раничев похолодел. Все ж таки не зря его всю ночь терзали нехорошие предчувствия. Сделав изумленный вид, пожал плечами – мол, он-то тут при чем?
– Вы, говорят, недавно были там на экскурсии, – сверкнув глазами, усмехнулся Петрищев. – Может, и проясните чего.
– Не знаю, не знаю. – Иван развел руками. – А впрочем, извольте. Чем могу…
– Можете, можете, Иван Петрович, – неприятно хохотнул следователь и обернулся к Вилену.
– А вот, пожалуйста, допрашивайте в моем кабинете, – не дожидаясь вопроса, предложил тот. – Я все равно сейчас на политинформацию ухожу. Думаю, в кабинете вам будет удобно.
– Вполне, – Петрищев кивнул и первым вошел в кабинет. – Присаживайтесь.
Он расположился на месте начальника, около телефона. Раничев уселся на стул, напротив приставного стола для совещаний и приготовился к неприятному разговору. Эх, если б не Евдокся!
– Ну-с, Иван Петрович, – усмехнулся следователь. – Документов у вас спрашивать не буду, знаю уже, что их у вас нет.
– Об этом все знают, – буркнул Иван. – Что поделать – украли.
– Слыхал, слыхал уже эту историю. Чего ж не заявили?
– Да все некогда как-то, суматоха… Думал, после родительского дня.
– Ладно, не о документах сейчас речь, – Петрищев вытащил мятую пачку «Беломора». – Курите.
– Спасибо, не откажусь, – Раничев закурил, внимательно наблюдая за следователем.
– Уважаемый Иван Петрович, – велеречиво начал наконец тот. – Я, конечно, вас еще ни в чем не подозреваю, но… Есть в деле некоторые несуразности, которые вы, может быть, мне объясните, а?
– Попробую, – вздохнул Иван.
– Вот-вот, попробуйте, пожалуйста. Может, все и разъяснится? Если позволите, начну по порядку?
– Давайте.
Петрищев сложил на столе руки:
– Налетчики проникли в музей через фрамугу в вестибюле. Около двух часов ночи выстрелили через нее в постового. Бедняге повезло – рана оказалась не смертельной, выкарабкается, просто потерял сознание – его не стали добивать, вероятно, сочли мертвым. Фрамуга узкая – взрослому не пролезть – зато легко пройдет ребенок. Вот ребенка-то они с собой и прихватили. После выстрела, они открыли фрамугу, пацан спокойно пролез – мы потом обнаружили следы детской обуви…
– А может, то был лилипут? – не удержавшись, съязвил Раничев.
– Может, и лилипут, – серьезно кивнул следователь. – Но вряд ли. Карлик в городе был бы слишком заметен. Нет, это ребенок. Итак, пробравшись в вестибюль, он открыл засов – давно уже говорили руководству музея поставить современный замок, так ведь нет, пока жареный петух не клюнет… В общем, дальше рассказывать нечего – наверное, представляете себе и так.
– Да уж, – Иван кивнул. – Главное – проникнуть в музей, а дальше уж дело техники.
– Можно и так сказать, – усмехнулся Петрищев. – Сигнализацию они отключили – нашелся умелец, и мы уже подозреваем, кто.
– Все это вы очень интересно рассказываете, – невежливо перебил Раничев. – Только я не понимаю – к чему?
– Сейчас поймете. Весь налет требовал предварительной подготовки – нужно было присмотреться к музею, к посту охраны, к фрамуге – в конец концов ее не так-то просто заметить за шторой. Постового милиционера мы, к сожалению, еще не смогли допросить в связи с его состоянием, но в скором времени обязательно допросим. А вот показания сотрудников музея у нас есть. Некая Зверинцева Ираида Климентьевна, смотрительница, показала, что в музей несколько раз заходил некий высокий статный мужчина с русой бородкой, представился заместителем начальника вашего лагеря, выспрашивал о фондах музея, об экспонатах, затем ушел, заявив, что на экскурсию с детьми не приедет, тем не менее все-таки приехал и о чем-то долго разговаривал с постовым, хоть тому это и строго запрещено.
– Ну да, – кивнул Раничев. – Я и в самом деле приезжал в музей, договариваться об экскурсии для наших ребят… И разговаривал с постовым, так, ни о чем, это что, подсудное дело?
