Кон был у нее первым и единственным любовником. Все ее попытки в одинокой девичьей постели воскресить их лето были бледной имитацией в лучшем случае. Этот мужчина стоит перед ней сейчас, загадочный и отстраненный, хотя их разделяет расстояние лишь одной вытянутой руки.
Лоретта представления не имела, что происходило у Кона в голове… чего нельзя было сказать о его теле, если судить по сильно увеличившейся твердой выпуклости под застежкой замшевых бриджей. Но ведь голова в этом не участвует. Чтобы почувствовать вожделение, мужчине не надо думать. Любая обнаженная женщина может вызвать точно такую же реакцию.
Кон шумно выдохнул.
— Теперь твоя очередь раздеть меня.
Лоретта кивнула. Первым делом она взялась за изумрудную булавку в галстуке, не без труда высвободив ее из накрахмаленной ткани. Булавка оказалась довольно тяжелой.
— Не слишком ли вульгарно для дня, а, милорд?
— От меня этого ожидают. Я ведь Безумный Маркиз, как ты знаешь. Видела б ты рубин. — Лицо Кона скривилось в улыбке. — Мне дозволена эксцентричность.
— Ты стал таким же, как твой дед. — Лоретта положила булавку на туалетный столик. Как странно, что она не стесняется ходить совсем голой.
— Наверное, да, за исключением того, что я научился не только тратить деньги, но и зарабатывать их. — Он начал было стаскивать галстук с шеи, но Лоретта остановила его.
— Это я должна раздевать тебя, не забыл?
— Ну, так давай, действуй.
Она взглянула на него:
— Я чересчур медлительна? — Лоретта кончиком пальца дотронулась до серебряной пуговки жилета.
— Да, чертовски.
Он рычит на нее? Интересно.
Лоретта сняла галстук, сложила его и положила рядом с изумрудной булавкой.
Следующим был сюртук. Она стащила его и, пройдя к стулу, аккуратно повесила на спинку. Кон сжал челюсти с таким видом, словно хотел, чтобы Лоретта расшвыряла его одежду по всей комнате, но ничего не сказал.
Красивые серебряные пуговицы, каждая с выдавленным изображением креста Коноверов. Они тоже стоят недешево.
Она наклонилась и стала вытаскивать их из петелек, краем глаза заметив, как мускул на челюсти Кона задергался от напряжения.
Сегодня он гораздо хуже владеет собой, чем тогда, когда она так бесславно шлепнулась на зад, стаскивая с него сапоги. Та медленная пытка кончиком пальца, должно быть, чуть не убила его. Ее-то уж точно.
Лоретта облизнула губы и услышала, как он застонал:
— Хватит. — Он сорвал с себя остальную одежду, сбросив сапоги чуть ли не с яростью. Жилет, рубашка, бриджи и сапоги теперь были раскиданы по комнате. Лоретта наклонилась, чтобы поднять с пола белую рубашку, и была вознаграждена звонким шлепком по заду.
— Оставь. Иди в постель.
— Зачем ты меня шлепнул?
— И еще не то сделаю, если… — Должно быть, Кон услышал сам себя, увидел потрясение Лоретты и поспешил заключить ее в объятия. — Прости, Лори. Я никогда тебя и пальцем не трону, — прошептал он.
Она положила голову ему на грудь, озадаченная сменой его настроения. Кон вытащил шпильки из ее волос, и они рассыпались по спине.
Нет. Он никогда не поднимет на нее руку. Его боль иного характера. Это та боль, с которой она сама боролась на протяжении всех двенадцати лет. Но Кон — такая же жертва, как и она.
Лоретта покачала головой, раздражаясь на себя. Пора уже перестать находить для него оправдания. Он женился и произвел на свет ребенка, а потом сбежал, чтобы, потакая своим прихотям, погрязнуть во всякого рода чужеземных пороках и излишествах. В конце концов, она же видела кальян в его спальне. Использует ли он ароматический табак или гашиш, все равно это дурная привычка. Даже сигары, которые курят английские джентльмены, на ее взгляд, отвратительная штука.
Лоретта села на край кровати, развязала подвязку и стала спускать чулок с нарочитой неторопливостью. Она так же не спешила и с другой ногой, наслаждаясь явными мучениями Кона. Но потом он прибег к своей прежней грубости. Толкнув ее на кровать, придавил своим весом и впился в губы неистовым и требовательным поцелуем. Его руки путались у нее в волосах, блуждали по коже, мяли и тискали. А потом он одним резким толчком вошел в нее. Это не было изнасилование. Тело ее было готово с той минуты, как он появился в саду, пусть даже вопреки разуму.
Но Лоретта не вставила губку. Не было времени. Она попыталась высвободиться, но Кон держал ее железной хваткой, и скоро она перестала думать о последствиях. Кон продвинулся глубже, и Лоретта приподнялась ему навстречу, и все это походило на какой-то безумный чувственный танец, от которого у нее голова шла кругом. Поначалу это была деревенская пляска без особого мастерства, но весьма энергичная. Но потом Кон отыскал свой ритм, и Лоретта с готовностью подхватила его.
Кон учил ее танцевать, был ее первым партнером. Во всем. Еще ребенком она отдала ему свое сердце, и он до сих пор владеет им.
Она открыла глаза, чтобы полюбоваться его лицом. Он прикусил нижнюю губу, крепко зажмурился. На лбу выступили бисеринки пота. Длинные черные волосы разметались по плечам. Руки, на которые он опирался по обе стороны от нее, бугрились мускулами. Татуировка в виде креста заплясала у нее перед глазами. Кон трудится. Она, средоточие всего его внимания, была рада этому.
Она — его собственность. Он купил ее за десять тысяч фунтов.
Ей бы следовало сопротивляться ему, но она не могла. Кон владел ее телом и без дома на Джейн-стрит. Лоретта отказалась от попыток удерживать его на расстоянии. Придет время, когда их договор закончится, поэтому пусть лучше будет так, как он хочет. Для нее это так же хорошо, как и для него. А может, и лучше. Все эти годы она жила в одиночестве и уединении. В то время как он изливал свое семя по всей Европе и Азии.
Лоретта устремила взгляд туда, где соединялись их тела. Сейчас они вальсировали, и его плоть медленно скользила, то выходя из ее тела, то вновь возвращаясь. Она страдала, когда он выходил, но от предвкушения его возвращения кожу приятно покалывало.
Лоретта глубоко вдохнула воздух, пропитанный запахом секса и пота, его сандалового одеколона, своей розовой воды, ароматного дерева, слишком жарко горящего в камине, пчелиного воска, так щедро используемого кем-то из слуг, благоухания экзотического сада, влетающие через открытое окно, — все смешалось в один пьянящий головокружительный коктейль.
Она парила на клубящемся облаке чувств и ощущений, словно многие годы была заперта в серости, и вдруг мир внутри ее расцвел буйным цветом, просочился сквозь поры и перетек прямиком в Кона. Словно зная это, он открыл глаза и смотрел, как она рассыпается на тысячи осколков. Улыбнулся ей ослепительно, торжествующе.
Но для него еще ничего не закончилось, как, похоже, и для нее. Когда она решила, что ему больше не удастся вырвать у нее еще один взрыв наслаждения, он удивил и изнурил ее, неторопливо и неуклонно подведя к блаженному забвению. Одурманенная и околдованная, она плыла в чувственном тумане. Он наклонился и приник поцелуем к ее губам, выпивая саму душу. Потом она почувствовала, как он замер и излился в нее, но не могла заставить себя жалеть об этом.
