— Демонация.
— Чего?
— Мой народ. Мы — демонация.
— По названию больше похоже на болезнь, чем на народ — Он презрительно скривил губы. — К счастью, у меня есть от этого средство. — Направив на меня алебарду, он отшвырнул шлем и вынул меч из ножен. — Даже два средства. Чем тебя пронзить сначала?
Я поднял взгляд от корней деревьев, отвлеченно размышляя о том, глубоко ли они уходят в землю, достигают ли до самого ада. Солдат прошел половину прогалины.
— Чем же тебя пронзить, демон?
Мой усталый взгляд скользнул от одного оружия к другому.
— Твой меч…
— Ладно. Ты сделал выбор.
— Нет, твой меч… он выглядит совсем дешево. У твоего друга клинок гораздо лучше. Лезвие почти вдвое длиннее, и он такой тяжелый, такой огромный! Наверное, этот меч может поразить тебя со спины насквозь, прорубить доспехи, выйти наружу, и даже его конец будет длиннее твоего нелепейшего обрубка.
— Я тебе покажу обрубок! — вспылил солдат. — Я тебя раз…
Он умолк на полуслове и забился в конвульсиях — мое пророчество внезапно сбылось, и клинок его товарища прошел сквозь доспехи, прикрывавшие живот. Лезвие пламенело от крови. Раненый солдат уронил алебарду, но не выпустил меч из трясущейся руки.
Лицо его побелело, и вместе с румянцем ушла его ярость. Он даже не попытался оглянуться на своего палача. Просто поднял свой игрушечный меч, будто сравнивал его по длине с видимой частью пронзившего тело клинка. В последний раз глубоко вдохнул, захлебываясь кровью, и еще несколько секунд держал одно лезвие возле другого.
Потом он поднял взгляд и, едва удерживая налившиеся свинцовой тяжестью веки, сказал мне:
— Я бы убил тебя, демон, будь у меня меч побольше.
Его рука упала и выронила короткий клинок.
Стоявший за его спиной второй солдат вытащил свое мощное оружие, и труп рухнул вперед, причем голова оказалась в метре от моих покрытых грязевой коркой ног.
— Как тебя зовут? — спросил меня солдат.
— Джакабок Ботч. Но все зовут меня мистер Б.
— А меня — Квитун Патеа. Все зовут меня сэр.
— Я запомню это, сэр.
— Тебя выловил Рыбак, могу поспорить.
— Рыбак?
— На самом деле его зовут Коули.
— Ах, этот. Да. Как вы догадались?
— Ну, ты явно не из свиты архиепископа.
Я не успел расспросить его подробнее, потому что он прижал палец к губам, заставляя меня умолкнуть, и прислушался. Чернь, бросившаяся за мной в погоню, не повернула назад у опушки леса. Судя по голосам, они сбились в небольшую толпу, одержимую единственной мыслью:
— Убить демона! Убить демона!
— Плохо дело, Ботч. Я здесь не для того, чтобы спасать твой хвост.
— Хвосты.
— Хвосты?
— У меня их два, — сказал я, сорвал штаны мертвого героя любовника и расправил хвосты.
Квитун засмеялся.
— Это самая чудная пара хвостов, какую мне доводилось видеть, мистер Б.! — сказал он с искренним восхищением — Я почти решил позволить им прикончить тебя, но теперь…
Он оглянулся на переломанные деревца подлеска, где вот-вот должна была появиться чернь. Потом обернулся ко мне.
— На. — Он небрежно бросил мне свой великолепный меч.
Я поймал его. Вернее сказать, меч поймал меня. Он пролетел по воздуху от уверенной руки своего владельца до моих дрожащих пальцев и угодил прямо в мою ладонь. Солдат уже отвернулся.
— Куда вы уходите?
— Распалить вот это, — сказал он, стукнув кулаком по нагрудной планке своих доспехов.
— Я не понимаю.
— Просто спрячься, когда я назову твое имя.
— Подождите! — крикнул я. — Пожалуйста. Подождите! Что мне делать с вашим мечом?
— Драться, мистер Б. Драться за свою жизнь, за свои хвосты и за демонацию!
— Но…
Солдат поднял руку. Я заткнулся. И Квитун исчез в тени деревьев слева от пролеска, оставив меня, меч, труп, уже привлекший жадных до крови мух, и шум приближавшейся толпы.
Дайте мне немного передохнуть. Мне нужно набраться сил и описать все дальнейшие события. К тому же, вспоминая эти события, я вижу все яснее, как тогдашние слова и действия изменили меня.
Я был существом очень незначительным, даже для себя самого. В моей жизни не было ничего примечательного (кроме разве что отцеубийства). Но внезапно я понял, что не собираюсь так же бессмысленно умирать.
В том самом месте, в тот самый миг изменилось мое представление о мироздании. Мир всегда казался мне дворцом, в который я не могу войти, потому что причислен к париям еще во чреве матери. Но я ошибался, ошибался! Я сам был дворцом, и каждая моя зала была полна неисчислимых сокровищ, известных лишь мне одному.
Это откровение снизошло на меня в краткий промежуток времени между уходом Квитуна Патеа и появлением банды преследователей. Даже сейчас, обдумав эти события бессчетное количество раз, я не знаю, почему это произошло. В тот день я столько раз чудом избежал смерти: я мог погибнуть в лапах шайки Коули, мог умереть от ножа мальчишки-любовника или от рук черни на поле Иешуа; теперь у меня было оружие, но я не владел им и потому снова готовился умереть. Возможно, именно поэтому я впервые позволил себе свободно и ясно взглянуть на собственную жизнь.
Я помню, как затрепетал от утонченного удовольствия, когда новое видение мира расцвело в моем мозгу. Этот трепет не спугнуло даже появление моих врагов. Они появились и впереди на прогалине, и с обеих сторон. Их было одиннадцать, все с оружием. У нескольких человек были ножи, а у остальных самодельные деревянные дубины, только что выломанные.
— Я дворец, — сказал я им, улыбаясь.
Мои палачи озадаченно уставились на меня.
— Этот демон сошел с ума, — заметил один из них.
— У меня есть для него лекарство, — сказал другой, размахивая длинным зазубренным лезвием.
— Лекарство, лекарство, — повторил я, вспомнив хвастовство покойного солдата — У всех сегодня есть лекарство от болезней. Знаете, что я вам скажу?
— Что? — спросил человек с зазубренным лезвием.
— Не думаю, что мне нужно лечиться.
Беззубая мегера выхватила клинок из рук мужчины.
— Болтовня! Одна болтовня! — бормотала она, подходя ко мне.
Женщина остановилась, чтобы подобрать маленький меч, выпавший из руки мертвого солдата. Она подняла и алебарду, а затем перекинула оружие назад в толпу, где его поймали двое из квартета, только что присоединившегося к банде: Коули, Сифилитик, Шамит и отец О'Брайен. Сифилитик схватил алебарду и очень обрадовался такой удаче.
