— Эй, — сказал Филипп осторожно. — Есть тут кто-нибудь?
Ответа не было, и он улыбнулся.
Затем по переулку подул легкий ветерок, и зимний морозный голос сзади, спереди, вокруг него прошептал долгое:
— Да-а-а!
Филипп почувствовал, как его пронизывает ужас, он мог закричать, но паника заморозила его голосовые связки.
В диком ужасе он выбежал на улицу и помчался с невероятной скоростью. Над ним под ветром шуршали листья деревьев. Этот звук походил на жуткий смех.
Он бежал всю дорогу до Замка и остановился только тогда, когда добрался до двора. Запыхавшись, Филипп замер перед большим фонтаном из костей и черепов.
Замок возвышался над Филиппом подобно ледяной горе, и он принялся разглядывать входные двери.
Какую из многих дверей выбрать? Филипп не знал, где в Замке расположена его комната. И очень боялся, что если он заблудится в огромном здании, то его найдут очень не скоро.
Решение пришло совершенно неожиданно. Вдруг распахнулась ободранная дверь, которая когда-то раньше была черной, и из нее вышла толстая женщина с маленькими бизоньими рогами. На ее талии висел передник, который, словно делил ее пышное тело на две части.
— Ты Филипп? — спросила она и показала на него поварешкой.
Он кивнул.
— Разве ты еще не проголодался?
— О да!
Он рассчитывал на любой другой вопрос, но по сути, если подумать, да, он проголодался.
— Конечно, ты голодный. Ни крошки не съел за всю ночь. — Она помахала поварешкой. — Иди сюда, я позабочусь о тебе.
Очень медленно Филипп пошел за толстой женщиной на кухню Замка.
Кастрюли, горшки и сковородки были разложены на шатких полках, над ними под потолком на крючках были подвешены круги колбас и копченое мясо. Длинными рядами на стене висели ножи и топоры, в одном углу стояла громадная печь, в которой горел огонь. Из большого чугунного котла выходили клубы серо-зеленого пара.
— Черт побери, ты запыхался, истекаешь потом, — сказала женщина. — Ты бежал, что ли?
Филипп снова кивнул.
— Тогда я дам тебе порцию побольше. Еда успокаивает. Во всяком случае, я так слышала. — Женщина хихикнула, отчего все три ее подбородка зашевелились. Она показала в угол кухни, где стоял стол и два стула: — Садись. Я принесу поесть что-нибудь. Зовут меня Равина.
— А меня Филипп.
— Знаю. — Равина подошла к кухонному столу и отрезала несколько кругов колбасы. Положила их на тарелку, полила ядовито-желтым соусом и пристроила рядом пару кусков хлеба. — Люцифер рассказал мне обо всем.
— Значит, ты знаешь, что он болен?
— Неумно иметь секреты от того, кто тебя кормит, — ответила повариха и поставила перед ним тарелку. Филиппу показалось, что круги колбасы похожи на куски застывшей крови.
— Что это?
— Наше фирменное блюдо, — сказала она и налила в его кружку воды. — Кровавая колбаса. Приятного аппетита!
Немного волнуясь, Филипп отрезал кусок колбасы и положил в рот.
То ли потому, что он был ужасно голоден, или еще почему, но только вкус кровавой колбасы оказался приятнее, чем он ожидал. Немного острый, но вполне съедобный.
Первый кусок только усилил его чувство голода. Филипп тут же забыл о правилах приличия и хорошего поведения за столом и начал заглатывать еду, как будто дело шло о жизни и смерти.
— Ну и дела! Ну и дела! — рассмеялась Равина. — Каков аппетит! Такой порции и то не хватило!
И наполнила еще одну тарелку, чтобы быть наготове, когда Филипп опустошит первую. Вторую он съел более спокойно.
— А теперь расскажи мне, почему ты так бежал, — присев, сказала. Равина. Она подняла одну бровь: — Кто-то гнался за тобой?
Он покачал головой, а про себя со злостью подумал про Азиэля и Флукса.
— Хорошо. Некоторые ребятишки тут довольно назойливые. Они ведь дьяволята, ты не забыл?
— Я зашел в один переулок, — начал Филипп и почувствовал, как у него побежали мурашки по коже. — Было абсолютно темно. Темно и сыро. И кто-то там был. Я не знаю, кто это, но только… только… — Он уставился в тарелку. — Я испугался.
— Ну что тут сказать, — вздохнула Равина. Казалось, она тоже испугалась. — Ты наткнулся на тюстера. К ним никогда не приближаются те, у кого голова на плечах. Большинство дьяволов тоже боятся их. Тюстеры живут в тени. По-другому мы называем их черными привидениями.
— В тени? — Филипп скосил глаза на собственную тень, которая лежала рядом с ним на скамейке. — А что с той, которую я сам отбрасываю? Они могут спрятаться и в ней?
— Редко, — успокоила она его. — Но если хорошенько присмотреться, то это можно обнаружить. Тень в этом случае бывает темнее, чем всегда. Их можно почувствовать. Тюстеры — холодные существа.
— Кто они? Что они собой представляют?
— Они очень многое, — ответила Равина и понизила голос, как это делает человек, рассказывающий какую-то историю, когда подходит к самому жуткому месту рассказа. — От тюстеров самые маленькие волоски на затылке встают дыбом.
— Как это?
— Если ты боишься спускаться в подвал, потому что там страшные тени, или тебе кажется, что кто-то спрятался в углу, то это штучки тюстера. Он и чудище в шкафу, и звуки в ночи: потрескивания в доме, скрипы двери, шум ветра. Он — пальцы, которые обхватывают твой затылок, когда ты один дома.
— Не понимаю, — сказал Филипп, но сердце его забилось при словах поварихи. Может быть, сердце понимало лучше, чем голова.
— Тюстеры — музы ужасов. — Равина наклонилась к нему, как будто хотела доверить ему ужасную тайну: — Это они насылают кошмары, когда ты спишь.
— Я думаю, что теперь буду всегда обходить темные переулки, — сказал он и проглотил комок в горле. — Так будет лучше всего.
Повариха кивнула в знак того, что согласна. Потом показала на пустую тарелку:
— Еще хочешь?
— Маленькую порцию, — сказал Филипп, скорее чтобы порадовать Равину, чем потому, что был голоден.
— Очень разумное решение. Лучше всего спится на сытый желудок. Но уж без одного или двух кошмаров во сне ты не обойдешься.
* * *
Почистив зубы, Филипп снял одежду и надел пижаму с черными полосами, которая лежала на кровати. Как и на всей одежде в шкафу, у нее на спине были два отверстия на уровне лопаток и одно в брюках для хвоста.
Он так устал, что почти не мог стоять. Все, что он увидел, все, что он узнал…
Зевая, Филипп взял подсвечник, подошел к кровати и забрался под одеяло. Непривычным было полное одиночество. Вечером всегда приходила мама и желала ему спокойной ночи.
