И он хитро улыбнулся маленькой беглянке. Обрамленное светлыми волосами лицо озарилось ответной улыбкой. Алиса выдохнула:
— И кока-колой.
Она собралась было выбраться из машины и присоединиться к своему высокому черноволосому спасителю, но он остановил ее:
— Конечно, и колой тоже, но ты остаешься в машине. — Он сказал это так жестко, что Алиса поняла: возражений он не потерпит.
Хьюго вернулся с большим коричневым пакетом, и Алиса жадно набросилась на еду. Мужчина по имени Хьюго сидел, прислонившись спиной к дверце, и ел свою картошку.
— Ладно, — наконец проронил он. — Теперь расскажи мне все по порядку. Люди в бордовом вэне… они твои родственники?
— Да, — Алиса нервно сглотнула. — Но моя мама очень злая… и… и мы сейчас с ней не ладим.
Пауза. Молчание.
— Я хочу добраться до папы, он в Португалии… и, если бы вы просто отвезли меня в Утрехт на вокзал, это было бы замечательно…
— Зови меня Хьюго, так будет проще… Тон оказался слишком жестким.
«Черт бы тебя подрал, Тороп, во что ты опять вляпался? Почему сразу не попросил девочку убраться из машины, как только нащел ее?» Хьюго вздохнул. По той же самой причине, которая когда-то привела его в самое сердце Балкан. «Ну и что теперь?» — спрашивал он себя, внутренне уже решив рискнуть — безумно и бессмысленно.
Хьюго доел картошку, допил пиво, дождался, когда Алиса закончит, сложил мусор в бумажный пакет, бросил его на пассажирское сиденье и тронул машину с места.
— До Утрехта всего сорок километров… Я тебя отвезу»
Тороп выехал на шоссе А2, которое вело на Утрехт и Арнхейм.
Его одолевали сомнения. Он чувствовал, что девочка сказала ему часть правды, вернее — крупицу. Главное она скрыла. С каждой минутой неясное ощущение превращалось в уверенность.
Минут через пятнадцать он услышал за спиной легкое сопение; оглянувшись через плечо, Хьюго обнаружил, что девочка спит, натянув на себя клетчатое одеяло. Она совершенно расслабилась, светло, по-детски улыбаясь во сне.
«Ну и кретин, — думал о себе Хьюго, глядя на черную ленту шоссе. — Выжил там, чтобы вляпаться здесь».
Он догадывался, что его ждет впереди.
Алиса не знала, что именно ее разбудило. Скорее всего — тяжелый, холодный ослепляющий свет. Аможет, запах бензина или ровный шум, похожий на тихий стук сердца, спрятанного под кожухом.
Она поняла, что машина остановилась. На бензозаправочной станции. Приподняв голову, девочка разглядела спину Хьюго в старой куртке с черно-белым мишкой и гербом команды «Лос-Анджелес рейдере». Залив тридцать три литра, Хьюго вставил шланг на место.
Обошел машину и сел за руль. Алиса тихонько потянулась. Она не знала, почему так случилось, но внезапно ей показалось, что она в полной безопасности. Такого покоя она давно не испытывала. Пораженная внезапным открытием, поняла, что этот человек… да, именно так, играет сейчас роль ее отца. Временно, конечно. Это так хорошо! Алиса подумала, что это обстоятельство — один из таинственных ключей той замечательной науки, психоанализа, которой она однажды обязательно займется.
Хьюго поставил машину на стоянке, метрах в двадцати от кассы, обернулся и увидел, что девочка проснулась.
— Ну как, — спросил он с легкой улыбкой, — хорошо поспала?
Алиса, не до конца проснувшись, что-то пробормотала совсем по-детски.
— Ладно, пойдем что-нибудь съедим и попьем горяченького…
Именно в этот момент девочка наконец окончательно проснулась и вспомнила… вспомнила все, что произошло. Взглянув на часы на приборной доске, Алиса ужаснулась: 23 часа 1 минута. Господи боже, но ведь Утрехт всего в сорока километрах от Амстердама, а они ехали целых два часа.
Напряженная, как провод под током, она постаралась говорить спокойным тоном:
— Извините, а… где мы сейчас находимся? Молодой темноволосый черноглазый спаситель внимательно взглянул на нее:
— Мы в Бельгии. К югу от Маастрихта. Во взгляде светилось лукавство.
— Сейчас я тебе все объясню, — продолжил Хьюго. — Когда я подъехал к вокзалу в Утрехте, ты уже спала. Я пошел посмотреть расписание, и единственным подходящим поездом в южном направлении был поезд до Маастрихта, он отходил сразу после полуночи, я подумал — нет смысла будить тебя, ждать до полуночи и отправлять одну ночным поездом, тем более что Маастрихт для меня — небольшой крюк.
Алиса спокойно восприняла поток свалившейся на нее информации, удивляясь одному — таинственной силе, исходящей от этого человека. В его искренности не было ничего показного. Он просто излагал факты, давая ей время подумать и высказаться. Его поведение было безупречно логичным.
И все-таки тайна оставалась, хотя в ней не было ничего угрожающего. В Хьюго не было той темной злой силы, которую излучали мать, Вильхейм, Кеслер…
Нужно было что-то отвечать.
— Я и правда выпила бы горячего чаю, — непринужденно бросила она, удивляясь сама себе.
— Вот и хорошо, — хитро подмигнул он, — все лучше, чем кола.
Прежде чем Алиса успела ответить, Хьюго вылез из машины и открыл дверь с ее стороны — осторожно и почтительно, словно швейцар в ливрее, но в его поведении не было ничего шутовского. Просто распахнулась дверь в холодную ночь, и они вышли под ночное небо, усыпанное мириадами звезд. Асфальт стоянки блестел в оранжевом электрическом свете фонарей.
Алиса последовала за Хьюго к кассе, потом к кафе в дорожном кинотеатре. Все ее чувства обострились. Она могла различать ультрафиолетовое излучение, исходящее от асфальта, особое мерцание желтого неонового света из кафе, завывание холодного ветра с Северного моря, рев машин, которые неслись по шоссе, как ракеты с красно-желтыми огнями.
Девочка подняла голову, заметив периферическим зрением, какая белая у Хьюго кожа. Как у глубоководной рыбы… Высоко в небе слабо мерцали далекие звезды. Над дорогой, по ту сторону черного пустыря, плыл по небу серп бледной луны.
Алиса вдруг почувствовала неразрывную связь с этой планетой. Ее свет пронизывал все вокруг, заставляя ее чувствовать незнакомое прежде возбуждение. Все было четким, ясным, сухим, жестким, сияющим и невыносимо определенным. Как стальная окантовка стеклянной двери кассы в желтом стеклянном стакане.
Ушедший вперед Хьюго остановился, поджидая Алису у входа, чтобы открыть ей дверь.
Алиса встряхнулась и побежала к нему.
Она вошла в зал, освещенный желтыми лампами дневного света, твердо зная, что только что пережила нечто очень важное для себя, хотя и не могла объяснить почему. Она чувствовала, что изменилась. Слилась с этим тусклым миром холодного света, пластиковой мебели, нержавеющей стали туалетных комнат и горячим воздухом сушилок.
Они съели стандартно-невкусную еду, какую подают во всех придорожных кафе, пребывая в состоянии странной фаталистичной безмятежности (Алиса чувствовала, что так влияет на нее Хьюго). Он не торопился, не похоже было, чтобы он слишком уж осторожничал, вглядываясь в каждое новое лицо и отслеживая все углы и закоулки. Никакой особой нервозности.
