Величеству Елизавете Петровне пришлось 29 марта 1759 года приказать Святейшему Синоду разослать указы всем преосвященным архиереям, чтобы в армейские полки требуемых священников престарелых, невоздержанных и неспособных отнюдь не присылали, и в том напрасного затруднения и убытков не происходило[48].
На практике процедура замены заболевшего и неспособного более служить в армии священника была довольно сложной. Так, полевой обер-священник Богаевский однажды собственною властью уволил из полковой службы в Рязанскую епархию по просьбе, вследствие болезни, служившего при заграничной армии в разных полках священника Пальвицкого.
«Последний по своему увольнению обратился в Св. Синод с просьбою: определить его по прежнему в Рязанскую епархию. Обсудив эту просьбу, Св. Синод обратил внимание между прочим на то, что Пальвицкий уволен из полка по распоряжению Богаевского и с одним его свидетельством и по сему случаю постановил: протопопу Богаевскому впредь священников из полков самому собою не увольнять и на время не отпускать, но поступать в подобных случаях так, как повелевает посланный ему от 23 февраля 1760 г. указ „под опасением штрафа". По смыслу же этого указа об увольнении от полковой службы больных и безнадежных к выздоровлению священников полевой обер-священник предварительно должен был представить главнокомандующему армией с изъяснением причины увольнения; главнокомандующий уже при своем отношении отсылал увольняемого прямо к архиереям, или в консисторию тех епархий, из коих увольняемые поступили в полк и при этом требовал прислать на место увольняемого способного священника; Св. Синоду доносилось только для сведения о подобных переменах»[49].
Таким образом, Святейший Синод твёрдо считал, что обеспечение армии полковыми священниками взамен выбывших из строя должно производиться путём требования главнокомандующего ею новых священников непосредственно у епархий.
Несмотря ни на что, наличие полковых священников гарантировало постоянное возношение в войсках молитв к Богу с просьбами о помощи в походе и в бою. Для военнослужащих совершались все необходимые богослужения. Они могли регулярно исповедоваться, причащаться, а также собороваться в случае болезни. Священник помогал больным и раненым, отпевал погибших в бою и умерших от ран. Священник учил свою военную паству примерами из Библии, из житий святых, из сказаний и летописных изданий. Благодаря этому именно в XVIII веке сформировался вошедший в мировую историю облик русского солдата,
«покорного, хладнокровного, христолюбивого воина, которого недостаточно убить, а необходимо еще и повалить. Главными чертами его характера являлись: терпеливость, выносливость, преданность воле Создателя; ледяное спокойствие, презрение к трудностям службы и даже к смерти; духовная сила, основанная не на темпераменте быстро воспламеняемого южанина, а на внутренней вере в справедливость своего дела. Для него не требуется обстановка воинственности, криков, песен и барабанов, а нужна естественность и реальность ситуации, в которых психическое спокойствие и порядок становятся опаснее любых импульсивных действий. В настоящем характере солдата-крестьянина центральных районов России нет хвастовства, игры на публику, излишней горячности, а есть скромность и простота, способность трезво оценить опасность, уважительное отношение к поверженному противнику»[50].
К вышесказанному следует добавить веру в загробную жизнь и воздаяние за земные дела на Страшном Суде. Русский воин боялся не смерти на поле боя, он боялся умереть недостойно. Поэтому боевые качества нижних чинов регулярной русской армии были очень высоки.
Священников не было только в иррегулярных частях, например, в казачьих полках. Естественно, не было священников и в национальных частях, сформированных из калмыков и волжских татар. Отсутствие постоянного духовного окормления оказывало заметное отрицательное влияние на моральные и боевые качества иррегулярной конницы. Впрочем, перед походом крупные казачьи соединения могли получать благословение непосредственно от обер-священника армии. Перед походом за Вислу благословлять казаков и калмыков пришлось лютеранскому пастору Теге, описавшему это событие следующим образом:
«Но едва стало разсветать, как сержант разбудил меня, „Вставайте! Вас требуют. Казаки и калмыки едут сегодня в поход за Вислу передовым отрядом. Гетман хочет, чтоб вы благословили их перед переправой".
– Я, лютеранский пастор, буду благословлять солдат греческой веры?
– Гетман говорит, что мы все христиане, что ваше благословение такое же как Протопопове; протопопу бы следовало благословлять солдат, но он еще не воротился из Кёнигсберга.
– Да я не знаю ни слова по русски.
– Не беда, если никто вас и не поймет. Русский уважает всякаго священника, про котораго знает, что он поставлен законною властию. Говорите только по правде и чувствительно, и осмелюсь вам посоветовать, упоминайте почаще имена Авраама, Исаака и Якова, так и будет хорошо.
Добрый сержант конечно не подозревал, что вместе с этим советом, он давал мне и содержание для напутственной проповеди. И в самом деле кстати было напомнить передовым войскам о древних патриархах, которым было так трудно переселяться из одних мест в другия, неизвестные. Может быть, некоторые из слушателей не поняли меня. Я говорил стоя у самаго берега Вислы, на небольшом возвышении. Начальники, как мне показалось, были тронуты; солдаты же, по крайней мере, крестились всякий раз при имени Иисуса, Авраама и т. д. Да и сам я растрогался, оканчивая свою речь. Мне тоже предстояло идти в поход, и мрачныя события грозили в будущем. Когда я кончил, гетман, с выражением чувства на лице, котораго никогда не забуду, сунул мне в руку 40 рублей. Войско двинулось, и в рядах его я видел многих последний раз»[51].
Эта сцена заставляет ещё раз вспомнить сцену испытания веры из повести русского писателя Николая Гоголя «Тарас Бульба». Это испытание совершалось весьма просто:
«Пришедший являлся только к кошевому, который обыкновенно говорил:
– Здравствуй! Во Христа веруешь?
– Верую! – отвечал приходивший.
– И в Троицу Святую веруешь?
– Верую!
– И в церковь ходишь?
– Хожу!
– А ну перекрестись!
Пришедший крестился.
– Ну, хорошо, – отвечал кошевой, ступай же в который сам знаешь курень.
Этим оканчивалась вся церемония. И вся Сечь молилась в одной церкви и готова была защищать её до последней капли крови, хотя и слышать не хотела о посте и воздержании».
Гоголь в повести «Тарас Бульба» признал горькую правду: религиозность казаков в значительной части была внешней. Случай с пастором Теге свидетельствует о том же. Отсутствие глубинной религиозной серьёзности, отказ от поста и воздержания расшатывали внутреннюю самодисциплину казаков. Этим в значительной степени объясняются все особенности участия этой иррегулярной конницы в боевых действиях Семилетней войны, да и в других войнах.
В Семилетней войне столкнулись две враждебные коалиции европейских государств: Пруссия и Англия – с одной стороны, Австрия, Франция и Россия – с другой. Подробно разбирать ход боевых действий мы в нашей работе не будем. Отметим только, что русская армия весной 1757 года выступила из Риги; двумя колоннами (через Мемель и через Ковно) вошла в Восточную Пруссию и 19/30 августа выиграла кровопролитное сражение при Гросс-Егерсдорфе. После этого русская армия отошла к Тильзиту и далее на правый берег
Немана, оставив пределы
