Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
Журналистка быстрым языком облизала губы, обольщая Градобоева покачиванием красивой ноги, глубоким вдохом, от которого груди почти выкатились из тесного шелка.
– Наши читатели знают вас как страстного оратора и бесстрашного политика. Но какой вы человек? Например, какие женщины вам нравятся?
Градобоев испытал моментальное слепое влечение и остановился в своем вожделении. Звериным нюхом почувствовал опасность. Так лесной чуткий зверь среди запахов древесной коры, ароматных цветов, пахучих подземных грибниц улавливает кисловатый запах железа, угадывает присутствие капкана, слышит дуновение смерти. Осторожно огибает гиблое место. Градобоеву был известен коварный прием ФСБ, когда врагу режима присылалась соблазнительная женщина, увлекавшая неосторожного мужчину в свою спальню. И потом в Интернете появлялись картинки, где герой оппозиции представал в своих бесстыдных забавах. Градобоев угадал в искусительной журналистке посланницу спецслужб, и это открытие развеселило его. Он делал вид, что очарован и обольщен.
– Вы спрашиваете, какие женщины мне нравятся? Длинноногие. С грудью, которую не нужно рассматривать в увеличительное стекло. С волосами, в которых гуляет ветер. И с глазами, ну, такими, какие у вас! – Он восхищенно смотрел на нее.
– А какие вы любите блюда? В какие рестораны ходите?
– В районе Чистых прудов есть малоизвестный ресторанчик вавилонской кухни. В нем подают бифштекс из знаменитого вавилонского зверя, у которого змеиная голова, передние ноги льва, а задние – птичьи, рыбья чешуя и львиная шерсть. Зверя подают с подливкой из лепестков лотоса и почек молодого анчара.
– Боже, какой изысканный вкус! А какой досуг вы предпочитаете?
– Каждый уик-энд я летаю в Лондон по приглашению королевы Англии, и в Букингемском дворце мы играем с ней в покер, или музицируем в четыре руки на клавесине, или забавляемся, стреляя друг в друга в темноте из пистолетов, как это заведено в «русской рулетке».
– О, да вы настоящий аристократ! А каково ваше хобби?
– Я коллекционирую горные хребты, а также фантики от конфет, которыми лакомились в XVIII веке. Еще я коллекционирую нательные крестики набожных католичек.
Градобоев кивнул на золоченый крестик, удобно расположившийся на одном из великолепных полушарий.
– Что ж, я готова пополнить вашу коллекцию. – Журналистка чарующе улыбнулась своими влажными надувными губами. Выключила диктофон. Протянула Градобоеву визитную карточку с крохотной цветной фотографией. – Звоните.
Когда она вышла, Елена усмехнулась:
– Ты сам похож на вавилонского зверя с птичьими ногами и кошачьей головой. Тебе нравятся такие женщины?
– Не ревнуй. – Он притянул ее за руку. – Смотри!
Градобоев достал ручку и на визитке под смазливой фотографией нарисовал две перекрещенные кости. Выкинул визитку в корзину.
Следом в кабинет был приглашен главный редактор влиятельного либерального издания «Честная газета». Издание выходило на деньги нескольких банков и фондов, вело искусную антикремлевскую пропаганду, соединяло все оттенки либеральных воззрений и неявно осуществляло связь российской либеральной политики с зарубежными культурными и политическими центрами. Главный редактор Луцкер был квадратный, без шеи, с жирной грудью, сальными, ниспадающими до плеч волосами. Его мясистое лицо было бурачного цвета, нос в мелких склеротических сосудах, ноздри густо заросли волосами, а бородка напоминала сочную котлетку. Он был страстный, самолюбивый, обидчивый. Был награжден французским орденом Почетного легиона и заседал в Совете по правам человека.
– Простите, опоздал. Завтракал с советником президента Стоцкого. – Луцкер протянул Градобоеву жирную ладонь, неряшливо порылся в карманах, извлекая диктофон. Тяжело рухнул в кресло, издав заросшими ноздрями звук лопнувшей автомобильной покрышки. – Ну, начнем.
Градобоев зорко оглядывал визитера, с легкой неприязнью к его неопрятному виду, демонстрируя любезность и радушие. Он нуждался в таком союзнике, как Луцкер. Выступление в «Честной газете» было престижным, делало его лидером респектабельных оппозиционеров. Говорило о том, что он, трибун и любимец площади, кумир толпы и революционер, получал благословение у старых борцов с режимом, у маститых деятелей культуры, эмигрантов, либерально настроенных банкиров и предпринимателей.
– Позвольте спросить, любезный Иван Александрович, как вы видите политический процесс в России накануне выборов? Как он вам видится с трибуны Болотной площади? И не превратится ли эта трибуна в баррикаду?
– Россия беременна революцией. Болотная площадь – это матка, где созревает эмбрион революции. Я – ее акушер, готов принять роды. Кремлевская власть становится все более фашистской. Чегоданов по своей глубинной сущности фашист, и на его лбу все отчетливей проступает свастика. Он точит скальпель, чтобы зарезать революцию в чреве. Или, как царь Ирод, заколоть родившегося младенца. В ближайший месяц революционный народ столкнется с фашистской властью. И это произойдет сразу же после фальшивых выборов, где у меня украдут победу.
Было видно, что ответ понравился Луцкеру. Его синие глазки ярко забегали на красном мясистом лице.
– Так почему же, скажите на милость, на Болотной площади рядом с вами я не вижу левых, националистов, представителей подавляемых меньшинств, мусульманских активистов, звезд шоу-бизнеса? Почему вы не призовете их себе на помощь? Ведь все согласны, что вы единственный конкурент Чегоданову.
– Я рад был бы увидеть их рядом с собой. Передаю через вашу замечательную газету, что я готов потесниться на трибуне и предоставить им почетное место. Русская революция, которая начинается, не является «оранжевой», как утверждает Чегоданов. Она многоцветна – алая, золотая, бирюзовая, белая, изумрудная. Она как праздничный салют, как цветочная клумба. Революцией руководит не один лидер, а букет лидеров. Давайте соберем этот букет. И либо вместе отпразднуем мою победу на выборах, либо вместе возглавим революцию.
Луцкер покраснел, сочно шевелил губами, шумно дышал и выглядел как человек, перед которым поставили тарелку вкусной еды. Он ее нюхал, глотал, смаковал, впитывал сладкие соусы, поглощал острые приправы. Этой пищей был Градобоев. Его вдыхал и вкушал опытный гастроном, и Градобоев не противился этому поеданию. Луцкер, поглощая кушанье, в свою очередь, сам был едой, которую поставили на стол Градобоеву. В политике все, даже соратники, неявно поедают друг друга. И все политическое поле усеяно скелетиками обглоданных неудачников.
– А теперь позвольте спросить. Что все-таки будет, если Чегоданов, вопреки всем замерам его низкой популярности, благодаря выборным подтасовкам и махинациям, победит? Как вы себя поведете?
– Призову народ к восстанию. Вот тогда трибуна Болотной площади превратится в баррикаду, – эффектно произнес Градобоев.
Елена, любуясь своим кумиром, кивала, ее лицо стало пунцовым от восхищения.
– Но позвольте пофантазировать. Повторяю, это только фантазия, только гипотеза, и не более. – Луцкер закрыл синие глазки, сделал глубокий вдох, отчего его тело расширилось, кожа натянулась, и он стал похож на гриб дедушкин табак, который, лопаясь, извергает из себя коричневый дым. – Если предположить на минуту…
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 88
