полю». Василий II, не зная, чем кончится ханская вражда, платил дани всем троим. В итоге разбитый своим главным врагом Кичи-Мухаммедом Улуг-Мухаммед вынужден был бежать. В 1437 году он попытался укрыться в литовском тогда городке Белёве. От московского государя, по-видимому, враждебных действий хан не ждал. Но, несмотря на оказанные некогда Улуг-Мухаммедом услуги, Василий II решил выступить против недавнего властителя. Составитель «Истории о Казанском царстве» винил в произошедшем советников (бояр) великого князя, внушавших ему: «яко егда зверь утопает, тогда его и убити спешаху; аще ли выпловет, то многих сокрушит и уязвит…»?[221]. Аллегория понятная, но неточная. В данном случае зверь не тонул, а был загнан в угол, оттого став отчаянным, бесстрашным и очень-очень опасным для самоуверенного загонщика. В любом случае великий князь последовал совету своих бояр. Похоже, он и сам считал, что сможет безнаказанно уничтожить попавшего в беду ордынского властителя. Есть и другие объяснения поступку московского государя. Советский историк А. А. Зимин полагал, что действия Василия II были связаны с важностью этой территории для Москвы, «как в стратегическом отношении (Белев прикрывал русские границы на юге), так и в экономическом (Ока была важнейшей для нее торговой артерией)»[222]. С. Л. Кинёв, наоборот, утверждал: Василий II поступил так из-за личной обиды на хана (по версии этого историка, Улуг-Мухаммед не дал ему великого княжения в 1433 году)[223]. Д. А. Селиверстов полагал, что к роковому решению атаковать войско хана под Белёвом московского государя подтолкнул нажим со стороны новых претендентов на власть в Орде – Кичи-Мухаммеда (у Селиверстова – Кучук-Мухаммед) и Сеид-Ахмеда[224]. Р. А. Беспалов связал поступок Василия II с нападениями татар на рязанские места, что и вызвало недовольство великого князя и желание покарать засевшего в Белёвском уделе захватчика[225].
Хан же от московского государя, по-видимому, враждебных действий не ждал. Но, похоже, готовился к худшему, укрепляя свой лагерь. И оказался прав. Осенью 1437 года Василий II отправил к Белёву войска. Командование великий князь поручил двоюродным братьям Дмитрию Шемяке и Дмитрию Красному, еще не забывшим обиды на хана за пренебрежение правами их отца. Братья повели с собой «и прочих князей множество, с ними же многочисленные полки»[226]. 5 декабря 1437 года под стенами занятого татарами Белёва произошло большое сражение, неожиданно закончившееся сокрушительным поражением великокняжеской рати [227].
Теперь поговорим о численности сразившихся армий. Как сказано выше, это предмет давней дискуссии историков. Автор (или авторы) «Истории о Казанском царстве» отмечали, что после всех неудач и предательств у Улуг-Мухаммеда осталось «разьве 3 тысящи всех и ис тех (единая) тысяща вооруженных»[228]. Впрочем, тот же автор указывал, что в битве участвовали 3000 татарских воинов[229]. Видимо, все же вооруженных. Данные весьма сомнительные, учитывая, что в 1439 году летописец отмечал, что Улуг-Мухаммед, совершивший «безвестно» набег на Москву, пришел к городу «со многими силами»[230]. Позже, в 1445 году, только в войске двух его сыновей (Махмутека и Якуба) насчитывалось 3500 воинов. Несомненно, у самого Улуг-Мухаммеда и у еще одного его сына Касима оставались личные войска – вряд ли меньшей численности, скорее даже большей. В этой связи следует учитывать тот факт, что в 1433 году Улуг-Мухаммед отправил на помощь союзнику, литовскому великому князю Свидригайле, десятитысячный тумен под командой своих близких родичей, включая и сына Махмутека[231] (по другим сведениям, это были 12 тысяч воинов[232]). Остававшееся с ханом войско вряд ли уступало отправленному в поход, вероятнее – превосходило его. Но стоит учитывать, что эмир Хайдар – один из военачальников, командовавший высланными в Литву силами, позже изменил Улуг-Мухаммеду, уведя своих людей (по подсчетам Б. Р. Рахимзянова, – 3 тумена, около 30 тысяч воинов[233]), и безусловно, численность ханской армии сократилась. Сказался и уход другого видного татарского командира Науруз-бия (сына Едигея) к Кичи-Мухаммеду[234]. Но даже в этом случае под рукой отступившего к Белёву хана вряд ли было менее 1 0 тысяч воинов. Но и ненамного больше. В этой связи предположение об имеющихся у Улуг-Мухаммеда значительных силах (как утверждал В. Д. Димитриев – не менее 40 тысяч татарских воинов[235]) вряд ли достоверно.
Не менее сложно определить численность русской армии. По сообщению «Истории о Казанском царстве», Василий II отправил против Улуг-Мухаммеда «брата своего, князя Дмитрия Галичского, а прозвищем Шемяка, а с ним вооруженных вой 20 000, и посла оба князя Тверския и Рязанския, а с ними по 10 000 своих вой и всех вой 40 000»[236]. Эти данные выглядят еще фантастичнее, если учесть, что в том же источнике сказано о наличии в татарском войске «разьве 3 тысящи всех и ис тех (единая) тысяща вооруженных»[237]. К тому же, вряд ли Дмитрий Шемяка мог привести под Белёв 20 тысяч воинов. Его двор – личная дружина – насчитывала 500 дворян[238]. В своих военных предприятиях князь использовал ополчения северорусских городов, но вряд ли они отправились к Белёву. Тот факт, что союзным войском командовали вовсе не Дмитрий Юрьевич и его люди, а великокняжеские путные бояре В. И. Собакин и А. Ф. Голтяев[239], свидетельствует о подчиненном (фактически, а не номинально) положении Шемяки. Видимо, московское войско было вполне сопоставимо с татарским, и если превосходило его численностью, то ненамного. Под началом Шемяки, Собакина и Голтяева было около 12–15 тысяч воинов.
Что предшествовало сражению и как оно проходило? Уходя от врагов, других ордынских ханов, Улуг-Мухаммед добрался до верхнеокского городка Белёва. Б. Р. Рахимзянов полагал, что он собирался начать здесь «сбор сил для дальнейшей борьбы за сарайский престол»[240]. Вполне возможно. Улуг-Мухаммед уже терял власть, уходил от врагов, но возвращал власть над Ордой.
Достигнув Белёва, татары расположились не в самой крепости, а в походном лагере, при этом хорошо защищенном. Готовясь к сражению, они возвели вокруг своего стана стены из сплетенного хвороста, которые заполнили снегом, политым ледяной водой[241]. Отметим, что овладеть этим лагерем русское войско так и не сумело. А первоначальный успех оказался эфемерным – в начале Белёвской битвы московские рати смогли обратить передовые отряды Улуг-Мухаммеда в бегство и даже прорвались в татарский укрепленный лагерь, видимо, преследуя бегущих. Но, как оказалось, бегство было всего лишь хитрым маневром искушенного в военном деле противника[242]. Пока одни татарские сотни отвлекали московские полки и их союзников ложным отступлением, другие неожиданно ворвались в
