должно быть сердце сестры, и прислушивается. И ясно слышит сердцебиение, громкое и отчётливое. Кажется, что Элизабет не спрятана под полом, а всё ещё с ней, здесь, на кухне. Мейке охватывает ужас. Она вспоминает слова Леона. Дом поглотил Элизабет. Но в то же время сохранил ей жизнь. Может, и Сем тоже жив и его прячут в сундуке? В душе появляется надежда. Теперь она знает, что их можно спасти.
– Ты жива, – удивлённо шепчет Мейке сестре.
Элизабет открывает глаза и смотрит прямо на неё.
17
Пол под Мейке начинает ходить ходуном, и плитка оживает. Мейке отступает и надеется, что Элизабет борется с невидимым врагом, но колебания прекращаются так же быстро, как начались. Элизабет смотрит на неё, будто хочет что-то сказать. Она в панике. Предупредить.
Повернувшись, Мейке видит чудовище. Чёрное существо без лица, без формы, ростом со взрослого, направляется к ней. Мейке понимает, что его не остановить. Пришла её очередь.
Чудовище приближается молниеносно. Выхода нет. Она пятится, пока не натыкается на стену, и закрывает глаза. Монстр подходит так близко, что Мейке окатывает холодом.
– Эй ты, иди сюда!
Монстр отвлекается, когда Мило машет и, спотыкаясь, громко кричит. Мейке открывает глаза. Мило опирается на ногу с гипсовой повязкой и кусает губы от боли. По его лицу стекает пот.
Чудовище мгновенно несётся к нему. Мейке бежит за чудовищем, не давая Мило пожертвовать собой. Мило отталкивает монстра вытянутыми руками, по крайней мере старается. Его пальцы проходят сквозь существо, словно оно жидкое. Мило падает сквозь чудовище ничком на пол и лежит неподвижно.
Чудовище распадается на части и выплёскивается на пол большими чёрными лужами. Мейке в ужасе отскакивает, когда к ней подползают отдельные куски, но, в конце концов, её не трогают. Чёрные лужи стекаются, пока вновь не образуют единое целое. Затем монстр молниеносно ускользает из кухни.
– Ой, – стонет Мило.
Мейке помогает ему сесть и осматривает гипсовую повязку. К счастью, гипс цел, но она очень беспокоится, в каком состоянии нога под повязкой. Она и так болела, а теперь он мог её повредить.
– Ты сумасшедший! Разве можно наступать на сломанную ногу?
– Не стоит благодарности, – гримасничает Мило.
– Прости. Спасибо за спасение. Он же мог тебя уничтожить, Мило. Утащить с собой.
– А вот не получилось же. И тебя спас.
– Ты что-нибудь чувствовал, когда проскользнул сквозь чудовище?
Мило качает головой.
– Нет, он будто вода. Очень странно. И я никак не мог очнуться, хотя слышал, как ты выходишь. А когда я наконец проснулся, то сначала тебя не нашёл. Леон и Фемке спят до сих пор, я так и не смог их разбудить. Потом осторожно встал на гипс. Было больно, я бы не хотел повторять это слишком часто. Кстати, где Элизабет?
Сердце Мейке уходит в пятки. Она показывает на каменный пол с портретом сестры. Глаза Элизабет закрыты, лицо напряжено. А потом, пока Мейке и Мило на неё смотрят, изображение бледнеет, пока совершенно не исчезает.
– Нет! – кричит Мейке.
Она падает на колени, пол под пальцами ледяной. Элизабет больше нет, будто она никогда не существовала.
– Ой, Мейке, мне очень жаль, – шепчет Мило. – Мы её вернём. И её, и Сема.
Мейке кивает и распрямляет спину и плечи.
– Конечно! – ворчит она. – Давай, надо вернуться к остальным, пока то чудовище до них не добралось тоже. Мы на время его победили, но оно скоро придёт в себя.
– Как же оно добралось до Элизабет? – удивлённо отвечает Мило. – Мы же все лежали у двери. Так?
– Не знаю. Дверь была нараспашку, но я не помню, чтобы меня толкали. Я так устала, Мило. И тиканье это как будто гипнотизирует. Наверное, Леон был прав: оно могло пролезть в щель под дверью.
Мейке помогает Мило встать. Он пытается не наступать на больную ногу насколько возможно, но потом всё же делает осторожные попытки – иначе не продвинешься вперёд.
Мейке наблюдает, пока Мило старается поставить ногу поудобнее. Потом оба возвращаются к лестнице, где Мило подтягивается наверх. Мейке тем временем бросается в спальню, где спят Леон и Фемке.
За детьми Мейке вдруг замечает чёрную ворону, и у неё перехватывает дыхание. Птица смотрит на неё глазами-бусинками, будто наблюдая.
Птица взмахивает крыльями и летит на чердак, над лестницей.
– Всё в порядке, – кричит Мейке Мило, который изо всех сил пытается подняться на ступеньку выше.
Мейке будит младших и рассказывает, что произошло.
Фемке сразу же приходит в ужас, а Леон цепляется за Мейке.
Между тем стрелки часов передвинулись в обратную сторону больше чем на час. Часы показывают половину восьмого, а на улице темно, как и час назад. Мейке ничего не понимает. Младшие дети испуганно молчат. Мило, тяжело дыша, снова садится у закрытой двери и обеими руками потирает ногу.
– Надеюсь, повторять подвиг не придётся, – ворчит он. – Уж очень больно. И я не голоден. Мы действительно застряли во времени?
– Может, чудовищу нужно время, чтобы забрать нас всех, – предполагает Мейке. – Предположим, он хочет нас сожрать, тогда ему на это нужно время. Что может быть лучше, чем его крутить?
– Тогда зачем назад-то крутить стрелки? С тем же успехом могли бы остановить часы навсегда, – с удивлением спрашивает Мило. – Если остановить время, чудовище сделает то же самое?
– А вдруг оно хочет, чтобы мы исчезли навсегда, притворившись, что ничего этого не было, – говорит Майке. – Если мы вернёмся в прошлое, когда ушли родители, им покажется, что ничего этого никогда не было. Мы просто бесследно исчезнем. Прямо как Квинтен.
– Ты хочешь сказать, что Квинтена тоже поглотил этот дом?
– Почему нет? Квинтен и его отец исчезли глубокой ночью вместе с мебелью и вещами. Дом всё поглотил, если он мог остановить время в своих стенах, у него было на это достаточно времени. Только, конечно, мы тогда этого не знали.
– Так где же Квинтен теперь? – спрашивает Мило.
– Там же, где Сем и Эл, – внезапно отвечает Леон. – Они в этом доме, спрятаны в тени.
– В тени? Ты имеешь в виду призраков, которых мы видели?
– Людей, а не призраков.
– Это объясняет, почему мы видели Сема, – бормочет Мило. – А вдруг Квинтен ещё в доме, пытается до нас достучаться?
– Нам нужно скорее их найти, Мило, – мрачно говорит Мейке. – Теперь мы точно знаем, что они где-то здесь, потому что с тех пор, как это началось, в дом никто не входил и никто из него не выходил.
– Но как? Мы всё время возвращаемся к одному и тому же
