лейтенант.
— А что, климат здесь хороший, — продолжал советник.
— Но для него это время, эти месяцы могут стать таким, такой, — Абрамс замялся, подбирая подходящее слово, которое могло бы наиболее правильно и полно сформулировать все те тяготы и лишения, которые предстояло испытать Дефендеру, если он все же попадет в африканскую тюрьму.
— Испытанием? — подсказал Дуглас.
— Ну наверное. Правда, я хотел сказать что-то другое. И как мы сами потом ему в глаза будем смотреть? После того, как пообещали, но ничего не сделали? Нет, сэр, я думаю, что надо провести эту операцию.
— Ну что ж, значит, так и поступим. Есть у тебя человек пять надежных ребят, которые будут держать язык за зубами?
— Есть. Четверых подберу и я — пятый.
— Значит, так. Нужна будет машина с местными номерами и не очень приметная. Этим я займусь сам. Никто не должен догадаться, что похищение американца — дело рук самих американцев. Дальше. С каждым из твоих парней нужно побеседовать индивидуально. То, что мы постараемся провернуть незаконно — подобная операция требует согласования наверху, а времени у нас на это нет. Приговор здесь часто выносится после того, как он уже исполнен. Поэтому действуем на свой страх и риск. И если кто-то из твоих парней проболтается, тебя отправят рядовым на Аляску, а меня, в лучшем случае, дворником в воскресную школу куда-нибудь в Оклахому. Это, если у нас все получится. Ну а если мы завалим все дело, то нас всех зашлют, как русские говорят: «Туда, куда Макар телят не гонял».
— Куда?
— Это у них такая поговорка есть, которая означает: куда-то на край земли.
— Какое странное выражение: «Макар не гонял телят».
— Нет, суть в том, что куда не гонял, — советник сделал правильное ударение на слово куда.
— Все равно странное.
— Ну ты еще и не такое услышишь, раз со мной связался.
— А вы что, знаете русских?
— Знаю. Но это другая история, расскажу когда-нибудь потом. Оружие и патроны не твоя проблема, я обеспечу и боевыми и холостыми. Твое дело объяснить своим бойцам, что никто не должен пострадать, ни люди, ни транспорт. Будете стрелять холостыми. Боевые не применять. Друг друга местные пусть сами убивают — у них это уже вошло в привычку. А наша задача — спасти твоего сержанта так хитро, чтобы мы оказались вне подозрений. Самое главное — не сорвать подписание соглашения. И без жертв.
— Понятно. А когда и где будем проводить операцию?
— Об этом я тебе сообщу. От тебя же требуется постоянная готовность. Думаю, что перевозить Дефендера будут утром, чтобы вернуться засветло. Конвой должен будет иметь запас времени для того, чтобы сдать заключенного, а потом плотно пообедать, прежде чем выезжать обратно, чтобы вернуться засветло. Да, особенно тщательно проинструктируй своих, чтобы никаких личных вещей, никакой амуниции, никакого оружия там не оставили. По окончании операции проверь все сам, чтобы уехали с тем же, с чем и приехали. Запомни, лейтенант: никто не должен догадаться, что это сделали мы. Понятно?
— Так точно, сэр! Все понятно. Проверю каждого перед началом операции и после ее окончания, — серьезно ответил Абрамс.
— Окей. Тогда, операция начата. Сейчас находимся на этапе подготовки. О начале основной части я тебе сообщу, когда получу информацию от своих источников. Перехватим конвой за городом, когда Дефендера повезут в «Хануман».
Глава 8. Точка Х
Мы требуем от каждого, кто желает управлять государством, риска для его собственной жизни, а иногда и саму жизнь — ради этого государства. Если власть максимальна, то и ответственность должна быть на максимальном уровне
Роберт Э. Хайнлайн, «Звездный десант»
6°27’59.4″N 1°17’50.24″E
Прошло два дня после вышеописанных событий. В девять утра за пределы городской черты Ломе по шоссе № 1 выехал старый «Ленд-Ровер». Обшарпанный кузов, когда-то покрашенный серой краской, придавал машине довольно неприглядный вид, а подвязанное проволокой правое крыло, постоянно дребезжавшее и грозившее отвалиться, когда машина подпрыгивала на кочках, вызывало чувство жалости к этому дышавшему на ладан ветерану, исколесившему не одну тысячу миль по дорогам и бездорожью Республики Тоголезия. В общем, довольно неприметная, громыхающая железом тачка, не очень-то выделялась из потока таких же старых заезженных машин, навьюченных всяким скарбом, среди которых, впрочем, попадались и более новые ухоженные автомобили, на которые с завистью смотрели владельцы своих старых кляч. Проехав Цевье, Агбатоп и Гати, через каких-то шестьсот футов после моста через Хахо «Ленд-Ровер» съехал с трассы на извилистую лесную дорогу, ведущую в сторону прибрежных холмов, такую узкую, что встречные машины едва ли могли бы разъехаться, попадись они навстречу друг другу в этой глухомани. На расстоянии двадцати трех миль от Ломе находились каменоломни.
Более восьмидесяти лет назад на этом месте был открыт алмазный прииск «Хануман». Почему выбрали именно это название, неизвестно, возможно, владелец рудника назвал его так в честь своей жены: «милый человек»; но только через год после начала разработок, началась Первая мировая война, и, после того, как Тоголенд перешел под контроль Великобритании и Франции, под протекторатом этих стран став называться уже Тоголезией, немцам стало очень некомфортно не то, чтобы вести свой бизнес, а и просто находиться в своей бывшей колонии. Немец, хозяин рудника, разорился и куда-то пропал. Про это место на долгое время забыли.
Вспомнили про заброшенный рудник уже значительно позже, когда Гнассингбе Эйадема, придя к власти, стал избавляться от своих политических противников и диссидентов. И вот уже в течение двадцати пяти лет на бывшем алмазном руднике осужденные занимаются выбиранием руды и изготовлением строительных блоков. Алмазы здесь не попадались ни разу, да и сами блоки не очень-то пользовались спросом. Зачем их везти из предгорий по плохой дороге, если все нужные для строительства материалы можно доставить по морю прямо в город?
Теперь из Ломе в «Хануман» ездили только для того, чтобы доставить туда очередного осужденного политика или новый отряд охранников, которым предстояло так же, как и их предшественникам, жиреть и маяться от безделья. Охрана в лагере расслаблялась от вольготной жизни настолько, что часовые на вышках иногда просто спали, если заступали в караул после сытного обеда или ужина. Заключенные же не рисковали сбежать потому, что радовались уже хотя бы только тому, что остались в живых, а не были казнены сразу.
Местный начальник лагеря понимал, что в столице никому нет дела до его подопечных, лишь бы только они не оказались вновь на свободе по его недосмотру, а потому использовал их труд, как хотел. Художники рисовали его портреты, писатели сочиняли героический эпос его рода, поэты пели дифирамбы, артисты ставили спектакли,
