Коли поубивать их, так мы весь Бриттланд против себя поставим. Снова к бриттам бежать? Или того хуже — к малахам?
Поморщившись от настойки, чья горечь с каждым глотком всё больше резала глотку, я придумал отличный план: Скирикра убить, хирдманов тоже, а корабль взять и уйти из Бриттланда! Куда, я пока не придумал. Можно и на Север вернуться, а можно и дальше на юга поплыть. А что? Посмотреть на сарапские земли, проверить, так ли уж печет их солнце!
И так мне эта мысль понравилась, что я решил поделиться ей с Альриком.
С некоторым трудом поднялся с лавки, подошел к хёвдингу.
— Альрик, я ведь что придумал…
Полузубый продолжил говорить, не обращая на меня внимания:
— … остаться до весны у нас. Тварь какую отыщем. Жаль, что драугры не подойдут. Уже трех или четырех за зиму видели. Хорошо, хоть мимо идут, нас не трогают.
— А откуда идут?
— Известно откуда. С болот. Ведь кто утоп, того по обычаю не похоронишь. А если не похоронить, так ведь и встать покойник сможет.
— Ты чего хотел? — обратился ко мне Альрик.
Я почесал макушку. Ведь точно была хорошая мысль! Да по дороге растерял всё.
— Дранк! — ляпнул я первое, что пришло в голову.
— Дранк, — отозвались Плосконосый, Простодушный и Булочка.
— Дранк, — улыбнулся хёвдинг.
Глава 7
Уж не знаю, какими они там клятвами обменивались, может, руки резали да кровь мешали, но после пира недоверие малахов к Безлицым ушло, по крайней мере, со стороны большух. Мы возвращались в земли бриттов уже не по лесам и горам, а через селения. Каждую ночь останавливались в новой деревушке, ели, пили, спали с женщинами. Самым желанным из нас был Альрик. В каждом роду две-три малахи жаждали заполучить от него ребенка. Хотя нашлись и недоброжелатели.
Многие высокорунные воины, что были с нами на охоте, явно не согласились с решением большух. Жрец пересказал некоторые их разговоры. Мол, большухи зря отдали силу чужаку. Плевать на усиление или ослабление родов, но измененный был малахом, в его развитие вкладывались малахи, и две последние руны измененный получил за смерти малахов. Так почему же всю выгоду получил чужак? Разве он бежал перед тварью, заманивая его в ловушку? Разве он отдал своих людей?
Большухам высказывать недовольство малахи боялись, почтение вбивалось в них с рождения, но никто не мешал им ненавидеть чужаков, ведь недоверие к безлицым также воспитывалось с детства.
Потому мы, бритты и норды, все время были настороже. Поначалу это были невинные шуточки вроде подброшенной травки в еду, после чего мы полночи проводили в кустах со спущенными штанами, парочки ядовитых змеек, запущенных в одеяла. Хускарл не умрет от их укуса, но несколько дней помается.
Мы стали готовить на себя отдельно, выставляли на ночь сторожей и терпели. Бриттам нужен был этот союз. Полузубый каждый день начинал с того, что напоминал своим людям, зачем они здесь. Впрочем, все горячие и безрассудные бритты были вырезаны три года назад, выжили лишь воины с железным терпением и крепкими нервами. Вон, даже меня не убили в свое время, несмотря на то, что я оскорбил их богинь.
А ульверы уже понемногу закипали. Кроме Альрика, конечно. Вот только он-то шел бок о бок с большухами, жрецом и Полузубым, а мы — бок о бок с малахами.
Шли неспешно, не так, как на охоту: рано останавливались на ночевку, поздно поднимались. Я научился угадывать поселения малахов среди деревьев и гор. У каждого рода помимо краски на лице находились и какие-то другие особенности. Например, в одном поселении на стволе дерева был вырезан медведь, и их жилища утепляли шкуры всех лесных обитателей, помимо медвежьих. В другом при строительстве домов больше полагались на глину, чем на дерево. Где-то предпочитали луки со стрелами, а где-то все ходили с копьями, даже маленькие дети, еще не доросшие до руны.
И везде нас кормили и поили, но без особого радушия, как незваных гостей, которых и выгнать стыдно, и потчевать не хочется. Словно чем дальше мы уходили от трупа измененного, тем сильнее таяла благодарность малахов. А вместе с ней таяло и наше сопровождение: воины, добравшись до родных мест, разбегались по домам. Как-то незаметно мы потеряли и солнечного жреца. Он решил пожить с малахами. Разошлись и большухи, кроме одной, самой первой из рода Синелицых.
Вот тогда-то и грянуло.
Наутро Полузубый недосчитался одного из своих людей, Жареного. Я с пропавшим никогда не разговаривал. Три года назад ему поджарили лицо, и нордов с тех пор он, прямо сказать, недолюбливал. Пару раз мы с ним смахивались под присмотром Полузубого, и это были очень короткие поединки: он меня мгновенно вбивал в землю и уходил. Словом, не самый слабый бритт.
Сторожа ничего не заметили. Да и как заметишь? Кто ложился в домах малахов, кто оставался снаружи, а кто уходил с бабами. Те, что спали на улице, ничего не слышали и не видели. Ни шума, ни треска.
Стали вспоминать, что было и как, с кем Жареный говорил. Кто-то сказал, что видел, как он говорил с какой-то женщиной. Ну то есть как говорил: объяснялся жестами. Мы начали расспрашивать местных.
Цвет этого рода был темно-синий, ради этого они мазались соком какой-то ягоды с детства, и синий цвет впитался в их лица и руки. Впрочем, род-то был захудалый: пять домов, дюжина человек, из которых пятеро детей. Из всего рода на измененного пошел всего только один хускарл на восьмой руне. Пошел и даже сумел вернуться.
Из местных никто ничего не видел. Над моими потугами что-то выяснить со знанием десятка-другого малахских слов больше смеялись и отмахивались, мол, не понимают.
Полузубый взъярился.
— Где этот фоморов жрец? Впервые за весь поход понадобился, а его нет!
— До того рода, где он остался, день ходу, — сказал Альрик. — Только кого ты пошлешь? Гонец тоже может пропасть по дороге. Сами разберемся.
Я глянул на тех малахов, что еще не разбрелись по своим домам. Их осталось немного, едва ли с два десятка. Несколько Синелицых вместе с большухой и остальных понемногу. Но что-то не складывалось. Например, вон тот хельт. Их с самого начала было всего трое, если не считать старуху от Синебелых. Один, из рода Буролицых, погиб, осталось двое. Вроде бы двое оставшихся присоединились к нам незадолго до встречи с измененным,
