восторженно произнес он. — Дед тебя хочет видеть.
Ого! Дед. Так он еще живой. И впрямь бог его благословил, раз внуку не меньше тридцати. Хотя, если дети ранние и у него, и у потомка, то нормально.
— Одежду можешь не снимать. Только разуйся.
Я и не собирался снимать плащ. У меня под ним ничего не было.
Сняв ботинки, я вошел в большую и единственную в этом доме комнату.
Справа от меня виднелась печь. Печь, Карл! В левом дальнем — на полочке стояла икона.
Под ней располагался стол, за которым сидело три человека.
Я понимал, что будь я старовером, то должен был перекреститься и поклониться красному углу, как это сделал Мефодий, входя в комнату. Но я не собирался выдавать себя за другого. Не собирался играть в эту игру. Спасся от выстрела благодаря недопониманию и хорошо. Заигрывать с силами, что мне неведомы я не хотел. Тут и без них проблем хватает.
Мефодий шел впереди и не видел, что я не совершил «приветствие». Зато сидящие за столом нахмурились.
Мой провожатый открыл было рот, чтобы что-то сказать, но старик, сидящий по центру, властно поднял руку и Мефодий промолчал.
— Выйдите все вон, — коротко и спокойно произнес дед.
Не споря, не говоря ни слова, трое вышли из помещения, повозились в сенях и вышли в холод.
— Проходи, садись, не стой столбом, — пробормотал старик, показывая рукой на деревянный стул перед собой.
Я молча прошел. Мне было интересно, что будет дальше. Помогать старику, сказав хоть что-то я не собирался. Да он и сам все понимал. Маразм его еще не коснулся.
На вид деду было лет сто. Глубокие морщины прорезали его лицо, казалось, сразу во всех направлениях. Я такое видел только на фотках каких-нибудь известных фотохудожников, которые они привозили из далеких восточных стран.
Но несмотря на сморщенное лицо, глаза старика были живые. В них горел разум. И сразу становилось ясно, что мозги у него были на месте. Это меня, однозначно, радовало. С разумным всегда можно договориться.
— Что не старовер вижу, — прокряхтел старик одними губами. — Внучок мой слегка блаженный. Вот мы его и отправляем на такие дела. А деньги деревне всегда нужны.
Я молчал.
— Молчишь?
— Молчу, — в тон ему произнес я.
Старик закашлял, но через секунду я понял, что он так смеется.
— Пулю остановил, значит, — перестав перхать, не то сказал, не то спросил дед. — Силой остановил?
— Даром, — машинально поправил я его.
— Кому он может и дар, а кому проклятье, — наставительно произнес старик. — Значит из одаренных?
— Из них, — признался я, хоть и так все было понятно.
— И что мне с тобой делать? Пришлых иноверцев положено расчленять и зверью скармливать. Так мне с тобой поступить?
— Хотел сначала сказать делайте, что хотите, только не бросайте в терновый куст, но быть расчлененным мне не улыбается. Да и справитесь ли?
Я внимательно посмотрел деду в глаза, стараясь чтобы мой взгляд не выглядел угрожающе. Я и не грозил, просто предупреждал. Если старик умный, то сам поймет.
Он таковым и оказался. Рассмеялся, выдержав мой взгляд и произнес:
— Ну в кустах ты можешь девок портить. Зачем туда мужчину бросать? А справиться может и сможем. Но вижу, многих моих положишь прежде. Да и внучки могут пострадать. А они у меня красавицы. Я за них сам кому хочешь шею сверну. На такой размен я пойти не могу. Но вот так просто отпустить иноверца тоже. Сам же понимаешь, авторитет надо держать.
Он продемонстрировал мне кулак, словно что-то сжимал в нем. Ох не авторитет он тут сохраняет. Похоже, всю деревню в этом самом кулаке и держит. Но это не мое дело. Со своим уставов в чужой монастырь не ходят.
— Ну так объяви, что свой я и проблем-то? Внук твой подтвердит, а то, что двое меня заподозрили могу и поправить.
— И как же? — удивился дед.
— Памяти лишу и всего-то.
Я пошарил взглядом по комнате и заметил бутыль с мутной жидкостью в углу.
— Вон, перебрали немного. Вот и не помнят, — предложил я.
— Мы не пьем спиртного. Почти. Но то, что ты говоришь выглядит, как план. Пост у нас сейчас заканчивается. В конце легко и в обморок упасть, — рассудительно закончил старик.
— Проси их вернуться. И будем надеяться, что они ничего Мефодию не рассказали.
— А и рассказали не беда. Вера в нем крепка. А то, что он видел своими глазами, как ты чудеса творил, да бога благодарил, все перекроет.
— Вот и отлично! — обрадовался я. — Приятно иметь дело с мудрым человеком.
— Ладно тебе. Пустое. Благодарить за такие дела. Чувствую себя предателем, а я к этому не привык. Но подставлять своих не собираюсь. Негоже им гибнуть от руки проходимца.
На проходимца я хотел возразить, но вдруг сообразил, что это ведь просто тот, кто идет мимо. Прошел и его забыли. Вот и ладно.
— Позвать твоих? — спросил я.
— Сам позову, — усмехнулся старик.
Встал, обошел стол и твердой походкой отправился в сени. Там приоткрыл двери и крикнул своих товарищей. Мефодию что-то тихо сказал и тот развернувшись ушел прочь.
— Переговорили? — едва не с порога спросили двое, что сидели за столом вместе с дедом.
— Проходите, садитесь, — каким-то неестественно добрым голосом предложил старик.
Мне показалось, что от этого его голоса мы сейчас спалимся, как пить дать. Но двое даже не чухнули. Просто прошли и сели за стол, как велел дед.
Сам старик остался у меня за спиной. Может опасался, что и его могу прихватить, а может что задумал. На всякий случай я коротко оглянулся. Доверять незнакомцу нельзя, а контроль ситуации — это святое.
Но дед просто стоял у дверей крестился и, кажется, даже что-то бормотал одними губами. Молился он что ли? А может прощенье просил у своего бога, что предать своих пришлось. Не объяснишь же всем, что защитить хотел?
Я был готов и, мгновенно, не поднимая руки, вырубил мужиков за столом. Те упали лицами на столешницу и замерли. Я чуть дольше подержал разряд, стирая память на двадцать минут. Теперь точно не вспомнят, что я приходил. А дальше дед уж пусть сам легенду придумывает.
Мне показалось или ветвистая молния, исчезая, чуть
