– Я? Наверняка какой-нибудь бред, – невозмутимо соврал комиссар.
– Вот видишь? Я уверен, что через несколько месяцев объявится какая-нибудь скотина, которая придет у меня спрашивать: а правда, что инженер насиловал четырехлетних детишек, а потом их поедал, нафаршировав яблоками? Его позор будет вечным, превратится в легенду. И теперь, я надеюсь, ты понял, почему я ответил «да» тому, кто просил меня замять дело.
– А какая позиция у Кардамоне?
– М-м, кто его знает. Выбрали его очень странно. Видишь, в правлении фракции были все люди Лупарелло, если не считать двух сторонников Кардамоне, которых держали там для блезиру, чтоб показать, что они, мол, демократы. Никто не сомневался, что новым секретарем обязательно сделается кто-то из последователей инженера. Однако сюрприз: встает Риццо и предлагает Кардамоне. Прочие члены клана в столбняке, но протестовать не смеют: если Риццо выдвинул такую кандидатуру, значит, существует какая-то скрытая угроза, и во избежание беды лучше поддерживать тактику адвоката. И голосуют за. Приглашается Кардамоне, который, согласившись занять должность, сам лично предлагает, чтобы его помощником выбрали Риццо, к великому разочарованию двух своих представителей. Но я Кардамоне понимаю: лучше плыть с Риццо в одной лодке, – наверное, думает он, – чем оставлять его в волнах, как плавучую мину.
Потом Дзито завел разговор о романе, который думал написать, и так они досидели до четырех утра.
Проверяя, хорошо ли растет цветок, который ему подарила Ливия и который он держал на карнизе за окном кабинета, Монтальбано заметил, как подъехала синяя машина, наподобие тех, в каких ездят в министерствах, укомплектованная телефоном, шофером и телохранителем, который вышел первым и выпустил человека низкого роста, лысого, в костюме цвета автомобиля.
– Тут на улице один тип, который должен со мной поговорить, пропусти его сразу, – сказал он охраннику.
Когда Риццо вошел, комиссар отметил, что на рукаве у него черная повязка шириной в ладонь: адвокат уже облачился в траур, чтобы отправиться на церемонию погребения.
– Что мне сделать, чтобы вы меня простили?
– За что?
– За то, что побеспокоил вас в вашем собственном доме поздней ночью.
– Но ведь вопрос, как вы мне сказали, щекотливей…
– Щекотливейший, именно.
Ну какой же он молодец, этот адвокат Пьетро Риццо!
– Перейду к сути дела. Одна молодая пара, люди, впрочем, заслуживающие всяческого уважения, в прошлое воскресенье, будучи несколько навеселе, решают пуститься в довольно легкомысленное приключение. Жена уговаривает мужа отвезти ее на выпас – ее интригует само место и то, что там происходит. Любопытство, достойное порицания, не спорю, но не более чем любопытство. Чета подъезжает туда, где начинается выпас, женщина выходит из машины. Но почти сразу же, оскорбленная грязными домогательствами, с которыми к ней пристают, садится обратно в машину, и они уезжают. Только дома женщина обнаруживает, что потеряла драгоценность, которую носила на шее.
– Какое странное совпадение, – сказал будто бы самому себе Монтальбано.
– Простите, я не расслышал.
– Да я подумал, что почти в то же самое время и в том же месте умирал инженер Лупарелло.
Адвокат Риццо не потерялся, он принял скорбный вид.
– Вы знаете, я тоже обратил на это внимание. Ирония судьбы.
– Предмет, о котором вы говорите, это цепь из цельного золота с подвеской в виде сердца, усыпанной драгоценными камнями?
– Да, именно. Теперь я здесь, чтобы просить возвратить его законным владельцам с тем же тактом, какой вы проявили, когда было найдено тело нашего дорогого инженера.
– Вы меня извините, – сказал комиссар, – но я понятия не имею, как нужно действовать в подобной ситуации. В любом случае было бы лучше, если бы явилась владелица цепочки.
– Но у меня есть доверенность, составленная по всем правилам!
– Ах да? Покажите мне ее.
– Вот, пожалуйста, комиссар. Вы меня понимаете: прежде чем открыть имена моих клиентов, я хотел удостовериться, что речь идет о той самой вещи, которую они разыскивают.
Он сунул руку в карман, вытащил листок, протянул его Монтальбано. Комиссар его внимательно прочел.
– Кто этот Джакомо Кардамоне, который подписал доверенность?
– Это сын профессора Кардамоне, нашего нового секретаря.
Монтальбано решил, что настал момент повторить представление.
– Но как это все на самом деле странно! – произнес он полушепотом, напуская на себя вид человека, погруженного в размышления.
– Прошу прощения, что вы сказали?
Монтальбано ответил не сразу, предоставив собеседнику поджарится чуточку на медленном огне.
– Я подумал о том, что судьба в этой истории малость переборщила со своей иронией.
– В каком смысле, простите?
– В том смысле, что сын нового партийного секретаря находится в той же самой точке и в то же самое время, где и когда умирает старый секретарь. Вам это не кажется любопытным?
– Теперь, когда вы мне на это указали, да. Но я исключаю даже малейшую связь между этими двумя событиями.
– Я тоже, – сказал Монтальбано и продолжил: – А что за подпись рядом с подписью Джакомо Кардамоне?
– Подпись его жены, она шведка. Говоря откровенно, женщина довольно свободных нравов, которая не сумела приспособиться к нашим порядкам.
– По-вашему, сколько может стоить это украшение?
– Я не эксперт, владельцы мне сказали: что-то около восьмидесяти милллионов.
– Тогда давайте так. Я позвоню чуть позже коллеге Якомуцци, в настоящее время оно находится у него, и попрошу прислать мне его обратно. Завтра утром мой подчиненный доставит вам его в офис.
– Не знаю прямо, как вас благодарить…
Монтальбано перебил:
– Вы моему подчиненному дадите расписку по всей форме.
– Ну конечно!
– И чек на десять миллионов. Исходя из округленной стоимости цепочки, это процент, полагающийся тем, кто находит ценные вещи или деньги.
Риццо принял удар почти что с изяществом.
– Нахожу это совершенно справедливым. На чье имя должен быть чек?
– На имя Бальдассаре Монтаперто, одного из двух уборщиков улиц, которые обнаружили тело инженера.
Адвокат записал имя аккуратнейшим образом.
Глава девятая
Риццо еще закрывал за собой дверь, а Монтальбано уже набирал домашний номер Николо Дзито. То, что сейчас сказал адвокат, дало толчок работе его мысли, которая внешне проявлялась в маниакальной жажде деятельности. Ему ответила жена Дзито: