молчание.
Затем Баэль наконец сказал:
— Есть вещи об этом месте, которые тебе нужно знать, прежде чем мы снова позволим тебе бродить одной. Мы же не можем допустить, чтобы ты разгуливала без фактов, не так ли?
Я застонала.
— Это буквально все, о чем я тебя просила, — факты. Они нужны мне сейчас, иначе я ухожу одна и снова попытаю счастья на болоте. Может быть, гребаные аллигаторы заговорят со мной.
— Такой красочный словарь, — сказал Баэль со смешком. Его глаза проследили за моими губами, блестя от веселья. — Скажи «гребаные» еще раз, но на этот раз медленнее.
Хотя мое сердце дрогнуло, я сумела одарить его сухим взглядом, медленно моргнув, как бы говоря: ты шутишь, да?
Двое мужчин обменялись тяжелым взглядом, но они быстро пришли к молчаливому соглашению. Я начинала ненавидеть то, как они это делали, чувствуя себя не в курсе событий.
Он цокнул языком, а затем игриво надул губы.
— С тобой неинтересно. — Вздохнув, он махнул мне рукой, чтобы я шел дальше. — Почему бы тебе не начать с самого начала. Чем ты занималась до того, как пришла сюда? Ты с кем-нибудь разговаривала?
Я вздохнула, откидываясь на спинку стула, что еще больше приблизило меня к теплу Баэля.
— Как я уже сказала, я была на Френчмен-стрит, гуляла…
— Это не то, о чем он тебя спрашивал, не так ли? — спросил Теодор. — Я полагаю, он спросил тебя о чем-то более конкретном. Твое появление здесь попахивает нечестной игрой. Это место — не остановка по дороге. На самом деле, найти «Карнавал костей» практически невозможно, если ты не знаешь, что или кого ищешь. Карнавал находит тебя, а не наоборот.
Я не поняла. Какой смысл был в карнавале, если его нельзя было найти? Кроме того, я видела множество посетителей, слоняющихся снаружи, даже если в них было что-то невероятно странное. И снова их бесцветная кожа промелькнула у меня в голове, вызывая тошноту.
— Чем ты занималась до того, как начала бродить по Кварталу? Красивая женщина в одиночестве, в то время как город наводнен незнакомцами? Совсем не умно.
Теодор продолжал гладить Лафайета по голове, делая вид, что согласен с Баэлем.
Баэль лениво закинул руку на спинку дивана, обнажая свою покрытую татуировками грудь, на которую я старалась не смотреть. Я не пошевелилась, когда он начал нежно водить кончиками пальцев по моему затылку, играя с маленькими волосками, которые там завивались.
Я чувствовала беспокойство под их взглядами, но, по крайней мере, начала успокаиваться. Пока не похоже, что они планировали убить меня топором.
— Ну, если бы вы перестали меня перебивать, я могла бы вам рассказать. — Приподняв бровь, я подождала, не добавят ли они еще что-нибудь ненужное. Когда они молча уставились на меня в ответ, я сказала: — Новый Орлеан всегда полон незнакомцев, и я не какая-нибудь девица в беде. Я могу справиться с пьяными туристами в любой день, дело не в этом.
Но я порылась в памяти. По мере того как я погружалась все глубже, меня начало подташнивать еще сильнее, а между глаз нарастала постоянная пульсирующая боль.
— Я просто помню, как стояла в своей спальне. Как будто я только что проснулась там, со всей этой кровью на платье. — Я посмотрела вниз, теребя испачканную ткань. — У меня даже нет такого платья, как это. Пятна крови, высыхая, начали чернеть. Я ничего не могу вспомнить после…
— После чего? — Подсказал Теодор, когда я замолчала, пытаясь вспомнить.
Он немного наклонился вперед, выглядя слишком взволнованным, слишком заинтригованным, но в то же время выглядел так, словно пытался держать себя в руках. Его кольца блестели в свете свечей, как и его глаза.
Я поерзала на стуле, борясь с пульсирующей головной болью, которая усиливалась с каждой секундой.
— Я навещаю бабушку Аннет каждую неделю, и я знаю, что была там вчера. Я помню, как помогала ей готовиться к парадам, как я обычно делаю каждый год, но дальше ничего не помню. Я не знаю, как я добралась домой, или почему я была одна, когда проснулась в своей спальне. Мой жених…
Я подняла глаза, встретившись взглядом с Баэлем. Его лицо было напряжено, а в глазах была горечь. Я отвернулась, снова заламывая руки под платье. Все внутри меня отвергало мысль называть этого мужчину своим женихом.
— Я пошла искать Остина, но повсюду было слишком много людей. Он должен был быть дома, потому что он ненавидит Марди Гра.
Он ненавидел все веселое, что нравилось мне.
— Поэтому я взбесилась и пошла искать его пешком. Только что я стояла на Френчмен-стрит, а в следующую минуту меня пронзила ослепляющая боль в голове. Я моргнула, а потом оказалась по пояс в гребаном болоте, за много миль от дома.
Я старалась не разразиться истерикой, но чем больше я заново переживала то, что со мной произошло, тем безумнее все это звучало.
— Так что я просто продолжала идти. Что-то подсказывало мне, что мне просто нужно продолжать идти вперед — думаю, какая-нибудь песня.
Я покачала головой и ущипнула себя за переносицу, моя головная боль усиливалась по мере того, как я пыталась вспомнить.
— Я не знаю, что это было, но я продолжала идти, пока не нашла это место. Лафайет нашел меня, и, я думаю, ты знаешь остальное.
В ответ на свое имя маленький черный кот издал чирикающий звук и потянулся.
Теодор наклонился вперед, поставив локти на колени и сплетя пальцы домиком. В мерцающем свете свечей его лицо казалось более суровым, и когда тени легли как раз вовремя, я могла бы поклясться, что увидела намек на этот безумный рисунок, похожий на скелет, как будто он прятался прямо под его кожей, как татуировка.
Мое сердце бешено колотилось, пока я пыталась сохранять спокойствие, притворяясь, что он не напугал меня до чертиков.
— Это место — Перекресток, Мория. Место, где живые не могут ходить, — откровенно сказал он.
Холодок пробежал по моей спине, и у меня перехватило дыхание. Слова доходили до сознания, и они были знакомыми, но это не могло быть правдой. Перекресток не был физическим…
Словно услышав невысказанный вопрос, Баэль сказал:
— Как и почему ты здесь, остается загадкой даже для нас двоих. Ты не должна была найти это место, как бы сильно ни старалась. Тебе следовало пройти мимо него. — Он изучал меня, прищурившись. — Любопытно, не правда ли?
— Что именно ты хочешь сказать? — Спросила я. Теперь у меня не только стучало в висках, но и кружилась голова. — Ты хочешь сказать, что