– Ох и мастер вы занимать деньги, точь-в-точь как ваш покойный батюшка. Эй вы, там в углу, одолжите этому, как его, немножко денег. Высоченный гвардеец со срезанным лбом помотал головой и покрутил усы.
– У меня не просите, Лотти, – сказал он голосом, приученным подавать команду.
– Сквалыга, – сказала Лотти. – Где этот американец?
Судья Скимп, сделавшийся после своих утренних переживаний убежденным англофилом, извлек на свет две десятифунтовые бумажки. – Я почту для себя за честь…
– Молодец, судья, – сказала Лотти. – Этот не подведет. Выбегая в холл, Адам услышал, как в гостиной весело хлопнула очередная пробка от шампанского.
– Додж, – сказал он, – будьте добры, позвоните в прокатный гараж Деймлера и закажите машину на мое имя. Пусть подаст к дому леди Метроленд, Пастмастер-хаус, на Хилл-стрит. – Потом надел шляпу и зашагал по Хэй-Хилл, размахивая зонтом и снова смеясь, но уже тихо, про себя.
У леди Метроленд он, не сняв пальто, остался ждать в холле.
– Передайте, пожалуйста, мисс Блаунт, что я за ней заехал. Нет, наверх не пойду.
Он окинул взглядом сложенные на столе шляпы гостей. Народу порядочно. Два-три цилиндра – это кто-то собирается отсюда в театр, остальные черные фетровые, как у него. И стал отплясывать что-то вроде жиги, совсем один, просто от избытка радости.
Через минуту по широкой адамовской лестнице спустилась Нина.
– Милый, почему ты не поднялся в гостиную? Это так невежливо. Марго жаждет тебя повидать.
– Прости, Нина. Не могу я сейчас быть на людях. Я так волнуюсь.
– А что случилось?
– Все случилось. Расскажу в матине.
– В машине?
– Да, она сию минуту будет здесь. Мы едем обедать за город. Ты не представляешь себе, как ловко я все обделал.
– Что именно? Да перестань ты танцевать.
– Не могу. Если б ты знала, какой я ловкий малый.
– Адам! Ты опять пьян?
– Посмотри-ка в окно, не ждет ли нас там «деймлер»?
– Адам, что ты, в конце концов, наделал? Я хочу знать.
– Гляди, – сказал Адам, доставая чек. – Красота, кто понимает, а? – добавил он, изображая простолюдина.
– Боже мой, тысяча фунтов. Это тебе папа дал?
– Я их заработал, – сказал Адам. – Еще как заработал. Видела бы ты, какой я съел завтрак и каких начитался острот. Завтра я женюсь. Скажи, Нина, Марго очень рассердится, если я запою у нее в холле?
– Она будет просто в ярости, милый, и я тоже… Чек давай мне. Не забудь, что случилось, когда тебе в прошлый раз подарили тысячу фунтов.
– Это я уже слышал от твоего отца.
– Неужели ты ему это рассказал?
– Я ему все рассказал, а он дал мне тысячу фунтов.
– Бедный Адам, – неожиданно сказала Нина.
– Почему ты так говоришь?
– Сама не знаю… Вон, кажется, твоя машина подъехала.
– Нина, почему ты сказала «бедный Адам»?
– Я разве сказала?… Право, не знаю. Ой, я тебя ужасно люблю.
– Завтра я вступаю в брак. Ты тоже?
– Да, милый, наверно.
Шофер успел заскучать, пока они решали, где будут обедать. На все его предложения они отзывались испуганными вскриками. «Там наверняка будет полно всяких противных людей», – говорили они. Он предожил им Мейденхед, Тэйм, Брайтон. Наконец они решили ехать в Эрендел.
– Туда мы дай бог к девяти часам попадем, – сказал шофер. – Вот в Брэе есть очень хороший отель… Но поехали они в Эрендел.
– Завтра мы поженимся, – сказал Адам. – И на свадьбу никого не пригласим. И сейчас же уедем за границу и не вернемся, пока я не напишу все свои книги. Божественно, правда? Куда бы нам поехать, Нина?
– Куда хочешь, милый, только чтобы там было не холодно, хорошо?
– По-моему, ты не очень веришь, что мы поженимся, Нина, да? Или нет?
– Не знаю… просто мне кажется, такие божественные вещи никогда не сбываются… не знаю почему… ох, я сегодня так тебя люблю… Если бы ты знал, какой ты был чудный, когда прыгал у Марго по всему холлу, совсем один. Я на тебя долго-долго смотрела с верхней площадки.
– Машину я отпущу, – сказал Адам, когда они проезжали через Пулборо. – Вернуться можно поездом.
– Если еще будет поезд.
– Конечно, будет, – сказал Адам. Но у обоих в эту минуту мелькнул в голове некий вопрос, смутно волновавший их всю дорогу. Ни он, ни она больше не касались этой темы, но после Пулборо в машине определенно чувствовалась некоторая скованность.
Вопрос разрешился, как только они добрались до отеля.
– Нам обед, – сказал Адам, – и номер на ночь.
– Милый, меня, кажется, хотят обольстить?
– Боюсь, что так. А ты решительно против?
– Да нет, – сказала Нина и добавила, изображая простолюдинку: – Это оченно даже приятно.
Обедающих в ресторане уже не было. Они ели одни в углу зала, а официанты накрывали столы к утреннему завтраку и бросали на них обиженные взгляды. Подавали самый унылый английский обед. И в салоне после обеда было ужасно; несколько гольфистов в смокингах играли в бридж, да дремали две старые дамы. Адам с Ниной прошли через двор в пивной бар и до закрытия просидели там в теплом мареве табачного дыма, слушая ленивые пересуды местных жителей. Они сидели, взявшись за руки, ничуть не стесняясь, и очень скоро на них перестали обращать внимание. Перед самым закрытием Адам угостил всех пивом. Послышались голоса: «Благодарствуйте, сэр», «За ваше здоровье, мэм», и бармен произнес свое: «Прошу допивать. Закрываем» – совсем особенным, очень певучим голосом.
Когда они вышли во двор, где-то били часы и подвыпивший фермер пытался завести свою машину. По дубовой лестнице, мимо развешанных на стене мушкетов и гравюр с изображением дилижансов и карет, они поднялись к себе в номер.
У них не было с собой даже чемоданчика (как сообщила на следующий день горничная молодому человеку из радиомагазина, добавив, что этим-то и плохо работать в отеле на шоссе – мало ли кто там останавливается).
Адам разделся мгновенно и лег в постель; Нина – помедленнее, она повесила платье на стул и, словно ей изменило обычное самообладание, еще некоторое время перебирала безделушки на камине.
Наконец она погасила свет.
– Ты знаешь, – сказала она, забираясь в постель и слегка дрожа, – это со мной в первый раз случается.
– Тебе будет очень хорошо, – сказал Адам. – Обещаю.
– Я и не сомневаюсь, – сказала она серьезно. – Я ничего такого не говорю… я просто сказала, что это в первый раз… Ох, Адам.
