поднялся с кровати и забарабанил в дверь ванной комнаты.
– Э, Файн! Ты не утонул?
– Да. А что?
Оттого, что он решил поехать за Сарой и привезти ее сюда, ему стало так радостно, как уже давно не было.
– Вылезай и приготовь нам что-нибудь перекусить. И выпить.
– Жрать на ночь?
– Скоро утро. Я привезу даму.
Файн выглянул из ванной. Длинный, нескладный, он обвернулся в белую короткую простыню и поэтому был похож на римского диктатора.
– Кого ты собираешься притащить?
– Сару.
– Уже началось?
– Что – началось?
– Сумасшествие. При чем здесь Сара?
– Она прилетела сегодня вечером с твоими коллегами женского пола. А завтра мы улетим домой. Сейчас я ее привезу.
– Ну хорошо, – сказал Файн, – только у меня туго с едой: какие-то орешки и пара банок консервов.
– Ничего. Сделай это красиво, и я привезу чего-нибудь.
– Ты решил помириться?
– Да, а что? – ответил Эд, зашнуровывая ботинки.
– Не передразнивай меня. Манера переспрашивать пришла ко мне от телевизионных дискуссий: когда я переспрашивал, у меня оставалось лишних десять секунд на обдумывание.
– Что ты мог обдумать за десять секунд?
– Чудак, – ответил Файн. – Глупый чудак, из секунд сложена история человечества. Пренебрежительное отношение к секундам – проявление примитивизма.
– Хитрый ты парень, а?
– Я умный, – ответил Файн и ушел к себе в номер.
– Слушай, – крикнул вдогонку Стюарт, – ты умеешь формулировать. Сформулируй раз и навсегда: что может дать семье счастье?
Файн вернулся, сел рядом с Эдом на краешек кровати и ответил:
– Я развелся с тремя женами, а от четвертой сбежал сюда. Могу тебе сказать точно: ни ты, ни я никогда не дадим счастье семье, потому что мы пускаем дым ноздрями, желая удивить мир. При этом мы хотим, чтобы жены нас понимали – во-первых, преклонялись перед нами – во-вторых, принимали все наши сумасшествия – в-третьих. А жене надо только одно: чтобы она со страхом высчитывала свои сроки и боялась только одного – не вовремя забеременеть. Тогда в семье будет счастье, потому что усталая женщина хочет спать, а не выяснять отношения.
– Ты скотина, Файн, – ответил Эд. – Ты злая, циничная скотина. Готовь стол, я через двадцать минут вернусь.
02.26
В баре по-прежнему гремела музыка. Сары за столиком не было. Эд увидел за тем столиком мадам Тань.
– Хэлло, Тань, – сказал он, – вы сегодня очаровательны. Где Билл?
– Мы договорились увидеться здесь, я немного опоздала, и его уже не было. А может быть, он еще не приходил.
Эд поманил кельнера.
– Да, сэр…
– Здесь сидела дама…
– Черная, с голубыми глазами?
– Да. Черная, с голубыми глазами. Это моя жена. Она ушла?
– Я не заметил, сэр. Сегодня что-то особенно шумно. Сожалею, я не заметил.
Кельнер видел, как эта голубоглазая, красивая дама ушла вместе с рыжим пилотом.
– Вы не знаете, где остановились журналистки?
– Сожалею, сэр, я не знаю, где остановились журналистки.
– Позвоните на аэродром и спросите от моего имени: вам ответят.
– Да, сэр…
Он отошел, и мадам Тань спросила:
– Вы сказали правду, что прилетела ваша жена?
Эд усмехнулся и молча покачал головой.
– Вы сегодня такой веселый.
– А вы – красивая.
Тань была красива необыкновенной, ломкой красотой полукровки: на смуглом лице сияли серые длинные французские глаза.
– Как мой мальчик? – спросил Эд.
– Билл прелесть.
– Вы его очень любите?
Тань удивленно посмотрела на Эда.
– Разве таких любят? – спросила она. – Таких жалеют.
– Это теперь называется «жалеть»? В таком случае пожалейте меня.
– Разве вас надо жалеть? Вы такой сильный человек…
– Вы обманываетесь, Тань.
– Нет. Просто вы не знаете про себя ничего. А ваши женщины не умеют понимать силу мужчин. Ваши женщины избалованы вами. Вы им дали равноправие, и это погубило их. И, конечно, вас.
– Это все философия, Тань. А правда заключается в том, что Билл моложе меня и сильней.
– Он маленький, слабый мальчик. Вы, европейцы, все понимаете не так, как надо. Вам кажется, что сила мужчины проявляется только в постели…
– Это неверно?
– Это слишком рационально, чтобы быть верным. Любовь – иррациональна, она должна быть отрешенной от плоти. Сила мужчины проявляется в том, как устало он говорит с женщиной, как он шутит, пьет чай, как он грустит, как он смущается случайной измены с другой…
– Вы действительно верите в то, что говорите?
– Зачем иначе говорить?
– Откуда у вас мои книжки, Тань?
– Я их взяла в библиотеке, когда узнала от Билла, что вы умеете писать.
– Вы тоже умеете писать.
– Видите, какой вы сильный, – сказала она, – вы не засмеялись надо мной, а добро пошутили. Вы умеете сочинять, а я – писать, это же разные вещи.
Подошел кельнер и, дождавшись, когда Тань кончила фразу, сказал:
– Вот номер телефона отеля, где остановились журналистки, сэр.
– Такой длинный номер?
– Я записал то, что мне продиктовали, сэр.
Эд поднялся.
– Я вынужден попрощаться с вами, Тань.
– Вы домой?
– Да.
– Подвезите меня.
– Пошли. Только я позвоню.
Он зашел в будку. В телефонных будках он всегда чувствовал себя приговоренным к смертной казни.
– Алло, – сказал он, услыхав сонный голос портье, – в котором номере остановилась миссис Стюарт? Соедините меня с ней.
Он слышал длинные гудки и думал: «Лежит и плачет, дуреха».
– Никто не отвечает, сэр.
– Сейчас ответят.
«Нельзя отказываться от прошлого, – продолжал думать он, – каким бы оно ни было. Даже если у нас с ней был час счастья, – а у нас были годы счастья, наши первые голодные годы, – я обязан расплатиться по векселю. Чего мне надо? Я выиграл по билетику из гардероба человека, который верно любит меня».
– В номере никого нет, сэр.
– Пожалуйста, поднимитесь в номер и постучите в дверь.
– Я посмотрел у себя, сэр. Ключ здесь, сэр. Прошу простить меня, сэр…
Опустив трубку, Эд почувствовал, как жарко в этом стеклянном колпаке.
– Все в порядке? – спросила мадам Тань, когда он вышел.
– В полном, – ответил он. – Пошли посидим еще немного, а?
– Нет того, куда вы звонили?
– Что-то я устал, Тань. Пошли сядем.
– Все европейцы устают оттого, что не знают, чего хотят.
– Я американец.
– Это не важно. Вы – белый.
– В общем, верно. А чего хотите вы?
– Спокойствия.
– Хотите выпить?
– Нет, спасибо.
– Закройте колени, у вас слишком красивые ноги.
– Я думала, что надо закрывать плохие ноги.
– Простите, Тань, – сказал Эд, – мне надо еще раз позвонить.
Он набрал номер аэродрома.
– Хэлло, это Эд.
– Хэлло.
– Журналистки улетели или остались ночевать?
– Несколько человек только что улетели в Бангкок.
– Сара Стюарт улетела, не помнишь?
– Твоя жена?!
– Однофамилица.
– Рейс отправлял Кегни.
– Спроси его, а?
– А он уехал.
– Ты не заметил – там была такая черная женщина? Голубоглазая, черная, высокая женщина?
– Черт
