поспешно глотаю горячий напиток и начинаю кашлять, поскольку чай обжигает горло. Прокашлявшись и вытерев рот салфеткой, я возвращаю свой взгляд на Настю и вижу, как её глаза сверкают, а губы растянуты в ухмылке. Она сидит и наслаждается моим дискомфортом.
— Я хотел извиниться. В воскресенье мы слишком некрасиво расстались. Мне не понравилось, как прошёл наш разговор… — я замялся, вертя кружку на столе и, взглянув на Настю, решил признаться в том, о чём думал последние два дня: — Тогда, шесть лет назад, когда мы расстались, это было не очень… Короче, в этот раз я не хотел бы, чтобы было так же. Если мы должны попрощаться, то я бы хотел, чтобы между нами остались дружеские отношения. — под её пристальным взглядом я сконфуженно добавляю: — Я имею в виду, когда мы попрощаемся.
— Да, конечно. — отмирает она. — А ты здесь до…
— До вечера воскресенья. — я сделал глоток чая, на этот раз не спеша, и вернул чашку на место. — Потом недолго помогу в офисе в городе, всего несколько дней. Ну, а потом домой, в Питер.
У меня есть ещё пять дней. И я планировал покататься на лыжах и сходить в горы. А ещё искупаться в горячих источниках. Всего неделю назад, когда я только собирался на свадьбу, это казалось таким расслабляющим. Теперь же меня тянет к Стасе. Я хочу докопаться до правды и в то же время, понимаю, что лучше всё-таки держаться от неё подальше. Так себе перспективы…
— Итак, — Настя отпила чая. — ты пригласил меня, чтобы извиниться? Мир, дружба, жвачка? — усмехается она.
— Я набросился на тебя утром в номере, а это неправильно. Тем более ты плохо себя чувствовала. — я прервал разговор, так как принесли оставшуюся часть заказа. Подождал пока официантка уйдёт и продолжил: — Тогда я винил тебя за то, что ты разрушила мою жизнь. О нет, конечно же, ты этого не делала, — поспешно заверил я её и не солгал. У меня хорошая жизнь. Удачная карьера. Ничто не разрушено, скорее потускнело. — У меня всё отлично. В целом я счастлив.
— Ты это уже говорил.
— Просто, когда я увидел тебя в вестибюле отеля, я снова начал винить во всём тебя. — уголки губ непроизвольно растягиваются в ухмылке. — Правда в том, что ты ушла. И у тебя, должно быть, нашлась веская причина для этого. А мой выпад — это просто задетая гордость. — Ну, и конечно же, раненое сердце.
— Понятно. — тихо проговорила Настя и потянулась за кружкой с чаем.
Она что, прячется за кружкой, которая к тому же слегка подрагивает? Видимо, у Насти дрожат руки. Неужели она расстроена больше, чем хочет показать?
— У тебя же была веская причина, да? — спрашиваю я и замираю, в ожидании ответа.
— Да, Денис. — Настя ставит кружку на стол, чуть резче, чем надо. — Причина была, клянусь тебе. И я знаю, что причинила тебе боль, хотя на самом деле просто хотела уберечь тебя от ещё большей боли.
И снова между нами повисло молчание. Я понял, что она не собирается вдаваться в подробности. Демонстративно взял вилку и подцепив немного салата, отправил его в рот, абсолютно не чувствуя вкуса. Неловкость и напряжение способны уничтожить любой вкус. Я многое отдал, чтобы между нами всё стало намного проще. Но… вероятно, этого никогда не будет.
Съев половину блюда, я заметил, что Настя так и не прикоснулась к еде. Подняв взгляд, я увидел в её глазах слёзы. Плачет? Стася? От этой картины моё сердце замирает и внутри всё стягивается в узел. Она редко плакала. Почти никогда. Я видел её плачущей всего два раза. Один раз, когда мы расстались. И ещё один на Новый год, когда её мама собиралась приехать к нам, но не смогла.
Настя росла независимым ребёнком матери-одиночки и не привыкла проливать слёзы. И то, что сейчас она так близка к тому, чтобы расплакаться, выбило меня из колеи.
— Стася. — прошептал я и протянул руку, игнорируя собственную гордость. — Прости. Я не хотел тебя расстраивать.
Она качает головой, и две слезинки срываются с её глаз и катятся по её щекам. Настя шмыгает носом и откашливается. Тянется за салфеткой, чтобы промокнуть глаза. Хочется её прижать к себе, поцеловать в губы, в лоб. Глушу в себе этот порыв. Не тороплюсь. И даю ей немного времени прийти в себя, отдышаться.
— Это как-то связано с твоим уходом? — от нерешительности у меня перехватывает горло.
— Я не могу об этом говорить. — Выдыхает она. — Во всяком случае, не здесь.
Её глаза умоляют сменить тему. А я не могу. Не сейчас. Мне нужно кое-что узнать. То, что не даёт мне покоя с того самого ужасного весеннего дня…
— Стась, был кто-то ещё? — произношу я, глядя ей в глаза. — Ты разлюбила меня, потому что полюбила кого-то другого?
Настя резко подрывается со стула, хватает куртку и выбегает на улицу, оставив меня одного. С минуту я сидел, молча смотря на пустой стул напротив, и не мог понять, что мне делать. Бежать за неё? Может, этот побег — своеобразное молчаливое признание? А вдруг она сожалеет? Что тогда? И потом, нельзя убегать, не заплатив по счёту. Налички у меня с собой нет, поэтому пришлось ждать официанта. Извинился, называется. Сгладил воскресное расставание. Хотел, как лучше, а только ещё больше всё запутал…
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я расплатился и направился на улицу. Я даже не надеялся увидеть Настю. Поэтому я достал телефон, чтобы отправить ей сообщение, но тут же передумал. Обычно я принимаю решения и выполняю их без раздумий. Человек-действия, так сказать. Но с Настей всё не так…и почему?
Засунув руки в карман, я пошёл по улице к автостоянке на другом конце парка. Я почти дошёл до музея, когда увидел, как мелькнул её шарф — ярко-синий в бело-сером свете дня. Настя шла, обхватив себя руками, словно защищалась от холода. Или чего-то ещё. Я снова расстроил её. И я понимаю, что единственный способ прекратить всё это и жить дальше, — выяснить уже все подробности. Раз и навсегда.
Пусть ответит мне на мои вопросы и дальше спит спокойно.
От этой мысли у меня образовывается большущий плотный ком и перехватывает горло, сердце бешено начинает колотиться, и я бросаюсь её догонять.
Анастасия
«Ты полюбила кого-то другого…»
Я съёжилась от холода, и шла по снегу не зная куда. Просто вперёд. Просто куда-то. И на улице не очень-то холодно. Это скорее холод внутри. Скамейка. Беседка. Может, присесть,
