Кикимор же не бывает! Наплетут бабки ерунду всякую, лишь бы языком молоть… Платки, когда вяжут, руки-то заняты, а язык свободный. Вот и болтают. Выдумки это все! – Алексей посмотрел на Евлампиева в поисках поддержки.
Евлампиев, однако, его не поддержал.
– Знаете, Леша, а ведь необразованностью жителей как раз и могут воспользоваться преступные элементы, – произнес он медленно, как будто задачу объяснял. – Вот представьте: Святки, нет-нет да и встретится в городе ряженый. Власти понимают: народные гулянья, фольклор… Пусть развлекаются простые люди! Так ведь? Милиция же не преследует ряженых?!
– Нет, конечно… Зачем их преследовать? Если не пьяные, не нарушают порядок, так пусть развлекаются… – пробормотал Павлов. – Да и не так много у нас таких. Может, раз за Святки ряженого видел… А так нормально все одеты, в своей одежде и развлекаются…
– Ну, а после убийства или, может, до… кикимору в городе не видел никто? вы опрашивали людей? – настаивал теперь уже Александр Первый.
«Интересный он все же, – подумал майор. – Манера говорить вежливая, предупредительная, но уверенная при этом. Спокойно, твердо говорит. Этот своего добьется. Однако все ж глупую версию он с кикиморой предлагает, жизни реальной не знает. Сразу видно: город Б. ему чужой, не понимает он здешней жизни».
– Кто их знает, бабки всегда то лешего, то кикимору встретят… То водяной им в речке покажется, то домовой курицу придушит… Если всех слушать, а тем более опрашивать… – недовольно забормотал Павлов. И вдруг вспомнил. – Да ведь уже кончились Святки! Как кончились, так и не видел никто! С девятнадцатого числа уже ряженых быть не может. Кончились праздники. – Он повторял одно и то же, чтобы вдолбить этому непонятливому Соргину. Ученый, а простых вещей не понимает.
– Вот именно! – неожиданно вступил в диалог Александр Второй. – Святки три дня назад кончились, откуда ряженые? И тем более удивительно, что позавчера наша сотрудница, проходя в одиннадцать часов по улице Победы, возле дома Летуновского увидела кикимору! Точь-в-точь такую, как дети описывали убийцу Ольги Васильевны. А убийство произошло, как известно, в этом доме: Летуновский – ее покойный отец. Кому в голову пришло после окончания Святок рядиться?! Может, убийца приходил на место преступления?
Алексанр Первый, сидя рядом, молча кивал в такт его словам головой с пышной эйнштейновской шевелюрой.
Майор задумался. Кто его знает… Переодеться убийца, конечно, мог. Удобно для преступника: на Святки ряженым явиться, не узнает никто. Ну, это ж никакая не кикимора, это так, маскарадный костюм вроде. Надо же называть вещи своими именами. А то кикимора, кикимора! Как неграмотные какие рассуждают! кикиморы только в сказках бывают.
– Что ж… Можно за домом последить. И за флигельком этим. Если и впрямь там убийца прячется, – сказал он наконец. И добавил: – А переодетый или не переодетый – это уже второй вопрос.
– А может, он искал что-то во флигельке? – спросил Александр Первый. – Может, спрятано там нечто, из-за чего Ольгу Васильевну убили? Обыскать бы флигелек этот…
– Что ж… – опять согласился майор. – Сутки хотя бы подежурим – посмотрим, не явится ли кто-нибудь. А потом и обыщем флигель. Тем более мы уже сами, еще до вас, по этому пути пошли. Сержант Бескоровайный выяснил, что там замок сбит. Недавно причем – свежий относительно след. Соседка убитой, Козодаева, утверждает, что во флигель не заглядывала. Может, этот бандит во флигеле прятался, прежде чем в дом к Семеновой зайти… Может, правда, жил там какой-то бездомный втихомолку, да и в дом наконец залез, и убил хозяйку…
– Семнадцатого января, то есть на третий день после убийства, будучи в доме Ольги Васильевны на поминках, я осмотрел замок флигеля, – неожиданно возразил Соргин. Говорил он, как всегда, спокойно, без ажитации. – Там висел старый амбарный замок без каких-либо царапин и повреждений. Причем было видно, что его давно не открывали. Убийца пришел не оттуда. Некто пытался незаконно проникнуть во флигель уже после убийства. Из этого можно сделать вывод, что убийца ищет в этом доме нечто конкретное и еще не нашел.
Глава 15
Родственники
Тамара Дмитриевна следила в окно, как проходит через двор Вова Бескоровайный – высокий, идет большими шагами, банка в сетке в такт шагам качается… Вот замедлил шаг возле флигеля, банка вздрогнула.
«Время-то быстро бежит, – думала Тамара. – Вон какой вымахал. Милиционер. И надо ж: про замок спросил…»
Она и сама еще вчера заметила, что замок сбит. Очень ей это не понравилось.
«Что же делать? – думала она. И сама себе отвечала: – Не замечать. Говорить ничего не надо. Авось само как-нибудь рассосется. Может, и впрямь какой-то прохожий с вокзала и Ольгу убил, и замок сбил. Что о нем думать – уехал уже давно».
Из двух тарелок она перелила принесенный Бескоровайным холодец в литровую банку и поставила ее в холодильник. Оставшуюся тарелку, прикрыв от пыли полиэтиленовым мешком, выставила замерзать между рамами кухонного окна. Прошла в комнату, включила свет. На диване валялось вязание из козьей пуховой шерсти – очередной платок.
Тамара, как большинство пожилых бэбчанок, вязала платки на продажу. Деньги шли дочери. Вязание платков выгодно лишь в том случае, если козы собственные. Беззатратное получается производство – только труд свой вкладывай. Козий пух, а чаще уже спряденные нитки, Тамаре привозил зять от своих родителей, из Грибановки. В городе-то коз было держать неудобно, а родители Геннадия держали нескольких и ему пух давали. Так что все было свое. Дочь Тамары Вера тоже вязала, но сколько она там навяжет – почти целый день в школе да обед приготовить надо на семью. В основном вязание на Тамаре, иногда она и пряла.
Вот и сегодня она Генку ждала с нитками. Или с пухом, что там ему дадут… Из-за зятя она и ворота не заперла, хотя стемнело уже на улице. Он в обед поехал к родителям, вернется последним автобусом.
Вера была ее единственная дочь. С самого замужества Веры Тамара наладила хорошие отношения с зятем, старалась поддерживать дочкину семью, чем могла.
Она включила телевизор и уселась с вязаньем. Пальцы быстро, механически перебирали пряжу, вязать ей было нетрудно. Она и не глядела на вязанье. Кино началось давно, сюжет был непонятен, но все же разговоры актеров отвлекали от дум. Тамара старалась быть спокойной. Нелегкая жизнь научила ее – нужно беречь себя и сохранять спокойствие, что бы ни случилось. Плохого она старалась, по возможности, не замечать, отворачивалась от тяжелых впечатлений, чтобы их не видеть.
«Мама, ты как страус», – говорила раньше, еще когда вместе жили, до ее замужества, Вера.
Все же, услышав звонок, вздрогнула. Вышла в неосвещенную кухню, посмотрела в окно, увидела на крылечке Генку – его слегка сгорбленная фигура в кроличьей шапке.
– Входи,
