И я почувствовал себя наконец спокойно и уверенно. Мне и в голову не приходило, что покой этот может быть обманчив.
Тем временем Дороти, как и обещала, приехала в следующую среду, после возвращения Сильвы. Выходя из коляски, запряженной пони, которым она правила сама, Дороти тут же спросила:
- Ну как?
Я ответил:
- Вернулась.
Ослепительно улыбнувшись, она передала поводья парню с фермы, чтобы тот отвел пони в конюшню, и бросила мне:
- Вот видите, я же вам говорила! - В руках у нее был небольшой саквояж. - Я приехала с вещами, но, может быть, теперь это лишнее?
Я забрал у нее саквояж со словами:
- Уж не думаете ли вы, что я позволю вам уехать? - и проводил ее в дом.
Мы вошли. Сперва она погрелась у огня, потом я предложил ей показать ее комнату. Мы поднялись на второй этаж. Проходя мимо моей двери, мы услышали мелкие шажки, царапанье, нетерпеливое повизгивание. Дороти остановила меня:
- Это она?
Я кивнул.
- О! - воскликнула она, - я хочу взглянуть!
- Устройтесь сперва, - посоветовал я, - а потом я приведу ее к вам.
- Нет, нет, - настаивала она, - сейчас же!
Она так упрашивала, лицо ее горело таким любопытством, что я сдался.
- Стойте там, - сказал я и отворил дверь.
Сильва в своей шерстяной рубашке стояла на пороге. Увидев, что я не один, она вздрогнула и кинулась прочь. Я удержал ее за руку:
- Ну-ну... Не бойся...
Дороти тихонько приблизилась, протянув руки и улыбаясь преувеличенно ласково, как улыбаются очень маленькому ребенку. Сильва пристально следила за каждым ее движением. Она оскалилась, обнажив свои острые зубки. И из горла у нее вырвалось глухое ворчание.
Я быстро сказал:
- Не подходите!
Ясно было, что сделай Дороти еще шаг - она будет укушена. Вероятно, она и сама это почувствовала, ибо быстро отдернула руку и огорченно взглянула на меня. Я объяснил:
- Это же дикая зверюшка. Дайте ей время привыкнуть к вам.
- Обычно животные любят меня, - жалобно ответила Дороти, - позволяют себя гладить.
Я улыбнулся.
- Здесь не совсем тот случай... Вы ведь сами признали это в воскресенье, когда я был у вас.
- Вы хотите сказать... что это... женская ревность?
- Очень может быть. Не исключено.
Сильва тем временем не спускала глаз с гостьи и продолжала глухо рычать.
Вернувшись позже вместе со мной в гостиную, Дороти все еще не могла избавиться от неприятного осадка из-за оказанного Сильвой приема.
- Она очень хорошенькая внешне, - признала она. - Но, боже мой, какой скверный характер!
- Ну, не жалуйтесь! - возразил я. - Смотрите, ведь она позволила запереть себя в комнате. А часто ли вы встречали такое послушание у дикого зверя? Или у ревнивой женщины?
- Вы очень усердно ее защищаете, - заметила Дороти.
Я сделал вид, будто не понял намека (если таковой и был), и ограничился усмешкой.
- Так как же вы собираетесь поступить с ней в дальнейшем? - спросила она, помолчав.
- Ну, откуда я знаю... - начал я, разведя руками. - Сначала нужно приручить ее, разве нет?
- Но вы уже сделали это, ведь она вернулась. И, кажется, очень любит вас.
- Да, но, как вы могли убедиться, она никого, кроме меня, не знает. Не считая, конечно, миссис Бамли. Необходимо сделать ее более коммуникабельной.
- Вы думаете, вам это удастся?
- Ее успехи позволяют мне надеяться. Видели бы вы ее в первые дни! Да что говорить, спросите у своего отца!
Помолчав, Дороти сказала:
- Кстати, о моем отце. Он смотрит на это крайне пессимистически.
- Отчего? - встревожился я.
- Он говорит, что она родилась женщиной слишком поздно.
Я поднял брови, ожидая продолжения.
- Он утверждает, что если основы, структура интеллекта не сформировались в младенчестве, между двумя и шестью годами, то потом становится уже слишком поздно. В возрасте вашей... лисицы... вы, по его словам, сможете лишь выдрессировать ее, как кошку или собаку, да и то еще вопрос, удастся ли вам это.
Все, что сказала Дороти, так совпадало с моими собственными страхами, что я не нашел ничего лучшего, как съязвить.
- И именно на это вы, конечно, и надеетесь? - спросил я сухо.
Дороти побледнела, потом покраснела, губы ее задрожали от гнева.
- Не понимаю, что вы имеете в виду. Мне-то какое до этого дело? Ведь не я же сделала эту замечательную находку!
Я устыдился самого себя. В самом деле, что я имел в виду?
- Простите меня, - сказал я. - Не знаю, что на меня нашло - наверное, я просто испугался того, что вы правы.
- Да я также не понимаю, какое и вам до всего этого дело. Это существо не имеет никаких прав на вас - как, впрочем, и вы на него.
- И все-таки именно я подобрал ее. Думаю, это налагает кое-какую ответственность. Во всяком случае, я не могу бросить ее на произвол судьбы, ничего не предприняв, не могу дать ей закоснеть в этом диком состоянии.
- Потому что внешне она - женщина? Но если во всем остальном она только лисица, и ничего больше?
- А если есть хоть один шанс из тысячи, что она перестанет ею быть, неужели я имею право упустить его?
- Но ведь существуют профессиональные воспитатели, специальные заведения, в которых люди умеют гораздо больше вашего, больше даже, чем миссис Бамли.
Странное дело: ведь я стремился обсудить с Дороти и ее отцом именно эту проблему. Отчего же теперь эта дискуссия так раздражала меня, стала почти отвратительна?
- Я уже объяснял вам, - сказал я нетерпеливо, - что это невозможно по многим причинам. Достаточно будет и такой: я не могу официально подтвердить ее существование. Я ей никто: ни отец, ни брат, ни кузен, ни опекун. По какому праву я буду просить поместить ее в такое заведение?
- Да просто сказав правду или полуправду: вы не знаете, откуда она явилась, вы обнаружили ее возле дома в этом плачевном состоянии и подобрали, чтобы вылечить. И теперь вы обращаетесь в благотворительное учреждение с просьбой забрать ее от вас.
- Слишком поздно. Теперь всей округе известно, что у меня живет дочь моей сестры.
- В этих организациях обычно умеют хранить тайну. Они проведут расследование и, без сомнения, сделают нужные выводы. Ваши возражения безосновательны. Если вы пожелаете, мой отец может выступить свидетелем. Ну почему вы упрямитесь? Ведь вы без всякой на то причины взваливаете на себя нелепую ответственность.
