Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Я вовсе не намекаю на то, что это проклятое место, но ведь правоохранительные органы обязаны сказать свое слово. Должны что-то предпринять, ведь уже больше месяца прошло, а воз, как говорится, и ныне там.
— Правоохранительные органы сейчас этим делом занимаются, используя все силы и средства. А лично я могу вас уверить, что убийств здесь больше не будет. К тому же у вас замечательный охранный пес.
— У Алечки тоже в доме были собаки, — напомнила Наташа.
— Я тоже об этом думал. Почему они не лаяли? Ведь должны были захлебываться лаем. Или лаяли, но вы не слышали?
— Не слышала. Сами видите, у нас кирпичные стены. И потом, у меня муж только-только вернулся из больницы, и я заботилась о том, чтобы ему ничто не мешало — прикрывала все окна наглухо и шторы задвигала. А может, я просто спала, ведь была ночь, как вы знаете.
Выйдя со двора, Павел посмотрел на маленький домик, в котором произошло убийство, потом направился к нему, отсчитывая шаги. От дома до дома почти сорок — вполне вероятно, что супруги Диденко и в самом деле не могли слышать лая собак. Тем более что у Черноудовой в доме находились не собаки, а собачки, которые от страха, скорее всего, спрятались под те два дивана, которые Алевтине подарили дружелюбные соседи.
Кудеяров сел в свой «Ауди», закрывая дверь, бросил взгляд на дом Диденко. Из окна второго этажа на него смотрела Наташа. Заметив, что Кудеяров рассматривает их дом, она помахала ему рукой.
И Павел помахал ей.
Глава восьмая
Хереса у Карсавина не было. Впрочем, Павел ничего другого и не предполагал.
— А зачем нам херес? — не смутился писатель, — Что это такое вообще — вино со вкусом дубовой бочки? Это как коньяк, водой разбавленный. Уж лучше чистый коньячок пить.
Он показал на застеленный скатертью стол, на котором стояли пустые тарелки, коньячные бокальчики и пузатая бутылка «Камю». И спросил:
— Вы успели отобедать сегодня?
— Не довелось.
— Что ж я старый дурак! — всплеснул руками Карсавин. — Заказал сыров и колбас, сейчас это все доставят, — он схватил лежавший на столешнице телефон, — сейчас, может, успею перехватить, попрошу, чтобы грибной супчик, киевских котлет, салатиков каких-нибудь доставили.
— Не надо ничего, — остановил его Павел, — если есть макароны или гречневая крупа, то я сам себе приготовлю.
— Есть пельмени.
— Вот и отлично. Самое любимое мое блюдо.
— Тогда давайте пройдем на кухню, только сначала по пятьдесят граммов коньячку на ход ноги.
Он схватил со стола бутылку и замер.
— Что-то с памятью моей стало, — с удивлением произнес он, — забыл: мы с вами на «ты» не переходили?
— Переходили, и мы сегодня на «ты» были. А вы что, хотели предложить мне выпить с вами на брудершафт?
Писатель махнул рукой, словно отгонял от себя этот вопрос.
— Ну, тогда хряпнем с тобой за долгожданную встречу.
Выпили стоя и не закусывая, потом опустились за кухонный стол, ожидая, когда сварятся пельмени.
— Повод, конечно, для нашей встречи не самый приятный, — вернулся Кудеяров к тому, ради чего пришел сюда.
— Да уж, если ты об этом убийстве, — согласился писатель, — девочка была добрая, собачек любила.
— Все говорят точно так же. Буквально слово в слово. Но я хотел тебя о другом сегодня днем спросить, но при Виолетте этого делать не стал. А теперь спрошу мягко и дипломатично: насколько близко вы были знакомы?
Карсавин откинулся на спинку стула, выдохнул, потом зачем-то посмотрел на свои ладони. Выдохнул и наконец спросил:
— Я могу не отвечать на этот вопрос?
— Разумеется. Ответ мною получен — честный и дипломатичный.
Раздались сигналы переговорного устройства.
— Закуски привезли, — произнес Карсавин и поспешил к входной двери.
Но Кудеяров его обогнал, сказав, что сам встретит курьера. Он открыл дверь калитки, взял пакет с провизией и спросил у молодого парня, доводилось ли ему возить заказы девушке, которая жила в этом поселке.
— Жила? — переспросил курьер. — Вы спрашиваете про ту, что убили месяц назад? Привозил иногда — не особо часто. Она обычно заказывала пиццу, роллы и суши.
— Алкоголь заказывала?
— Пару раз. Но я не так уж часто к ней приезжал. Раз пять или шесть всего.
— А как зовут ее приятеля-таксиста?
— Вопрос не мне, — покачал головой парень, — я не лезу в чужие дела.
Павел достал удостоверение и развернул.
— Я же без протокола спрашиваю. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя в Ветрогорск таскали для дачи показаний?
— Так я и не знаю ничего. Парня зовут Саша. У них с той девушкой вроде как роман был, но потом он понял, что она его просто использует: привези-отвези, доставь мне пиво с роллами. Кто ж такое терпеть будет? Но он, как мне кажется, не работает больше таксистом. Я его давно уже не видел. Наверное, как ее убили, так сразу он пропал. Мне кажется, что он не местный, то есть не из Ветрогорска, может, из какого-нибудь поселка поблизости…
— А кому таксопарк принадлежит?
— Сами, что ли, не знаете? У нас тут все принадлежит Уманскому.
— Ты в «Вертолете» работаешь?
— В «Маме Роме», но какая разница — здесь все под Уманским.
Кудеяров вернулся в дом, начал вынимать из пакета доставленную провизию.
— Возвращаясь к ранее напечатанному, — произнес вдруг Карсавин, — вы задали вопрос, а я вроде как ушел от ответа, будто бы мне есть что скрывать. Но скрывать мне нечего: у нас была близость — всего один-единственный раз. И не скажу, что я был инициатором. Я ехал в Ветрогорск, она шла к КПП, я притормозил, поздоровался, и она спросила, не в сторону ли я магазина. Вместе посетили торговое заведение, она набрала продуктов, взяла и бутылку бордо. Бордо «Медок», если уж совсем точно.
Иван Андреевич замолчал, не зная, видимо, как продолжить.
— Вы все это оплатили, — подсказал Павел, — а потому Черноудова сказала, что ей так неудобно, и предложила распить бутылочку вдвоем.
— Именно так и было, — согласился Карсавин. — Она обещала приготовить ужин. Ужинали у меня, бутылочка закончилась очень быстро, потом я достал коньяк. Нет, коньяком мы заканчивали, а до того я еще делал дайкири. Ром, мартини, лимонный тоник… Я ей сказал, что это любимый коктейль Хемингуэя. Если честно, мне и самому в голову вдарило, а уж ей-то и подавно, и, когда она сказала, что хочет остаться у меня, я не стал возражать. Мне шестьдесят, вероятно, ей я казался древним стариком… Стыдно говорить сейчас, но просто вдруг подумал, что никогда у меня больше не будет в жизни женщины, поцелуев, объятий,
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
