запасные дротики. — В этом мире очень мало мужчин, к которым я готова проявлять добрые чувства. Но взамен этим редким мужчинам я готова отдать свое сердце целиком. Раньше, до случая в Эшли, пока меня не изнасиловали и не попытались принести в жертву богу ацтеков, все было с точностью наоборот. Все мужчины вокруг привлекали меня, и я отдавала им себя. Отдавала не только тело, но и душу. Взамен они в нее плевали. За мою доброту меня считали похотливой дрянью, стремились унизить и сделать мне побольнее.
— Тебя изнасиловали и чуть не убили⁈ — Ленская взволнованно смотрела на нее, уже не обращая внимания на хриплые стоны Голдберга и возню его связанного приятеля.
— Девочка моя, еще до случая в доме виконта Уоллеса меня насиловали много раз. Я страдала от этого наверняка больше, чем ты в этой жизни болела простудой. И убить меня собирались много раз. Даже собственный муж, когда он был пьян или в дурном настроении, — мисс Милтон щелкнула последним дротиком, вгоняя его в магазин остробоя. — Только последний раз вышел настолько экспрессивным, что в моей душе кое-что перевернулось. Забрызганная спермой двух подонков и собственной кровью, я посмотрела в лицо Смерти. Она была так близка, так ощутима, что я сама стала ей. Теперь я — смерть для всяких ублюдков.
— Прости, я не должна была об этом спрашивать. Тебе об этом больно говорить, — актриса почувствовала себя неуютно и, чтобы чем-то занять руки, начала ковыряться в дорожной сумке.
— Вовсе нет. Сделать мне больно теперь очень трудно. Больно лишь тогда, когда больно близким мне людям, а их меньше, чем пальцев на одной руке. Идем, — Элиз вышла в тускло освещенный коридор. Слева он переходил в захламленное чердачное помещение, справа через метров тридцать начиналась лестница вниз.
И оттуда послышались шаги. При чем шаги неторопливые, может даже настороженные. Баронесса приподняла руку, делая знак Ленской остановиться. В лестничном пролете появилась голова парня уже знакомого Элизабет — лохматого блондина в джанах с кожаными вставками. Именно он оскорбил баронессу на стоянке эрмимобилей возле театра.
«Спасибо тебе, демон!», — мысленно поблагодарила мисс Милтон, тронутая, что ее просьба исполнена так кстати.
Парень огляделся. Из-за яркого света в театральном коридоре третьего этажа его глаза не сразу смогли разглядеть мрачные помещения чердака.
Возможно те, трое, что должны были помочь Голдбергу увести Ленскую из театра, услышали крики, и этот лохматый был отправлен посмотреть, все ли в порядке со сценаристом. Поднявшись еще на несколько ступеней, парень с полминуты вглядывался в полумрак, затем сделал несколько шагов и увидел Элизабет. Она со спокойной улыбкой смотрела на него, а потом сказала:
— Это я — та самая «блядина». Ну, поднимайся сюда, сукин сын, поговорим по душам!
— Лом, тут эта девка, что нас подслушивала, — крикнул он кому-то вниз.
Снизу ответили, но Элизабет не расслышала слов.
— Ладно, я быстро! Дверь третья? — уточнил лохматый и когда ему ответили, начал подниматься, поглядывая на Элизабет и скалясь.
— Радуешься, потому что видишь меня? — полюбопытствовала баронесса.
— Элиз… — прошептала Ленская, прижимаясь к стене, — у него остробой.
— Сейчас, блядина, поговорю кое с кем. Потом с тобой. Дрыгну тебя, раз ты напрашиваешься. Да ты еще с подруженькой! — когда лохматый заметил Светлану. На его физиономии отразилось еще больше нахального удовольствия. Он не мог знать Ленскую в лицо и счел, что она, как и англичанка, не имеет отношения к Голдбергу, нанявшему их на этот вечер.
Держа наготове остробой, лохматый прошел мимо Элизабет. Мисс Милтон не стала ему препятствовать — ей было интересно, что произойдет дальше. Подойдя к двери в комнату Ленской, постучал в нее и громко спросил:
— Господин Голдберг!… — прислушался, потом с тревогой громкого спросил: — У вас там все нормально⁈
В ответ послышалось чье-то надрывное мычание и возня.
— Эй, господин Голдберг! — лохматый решился открыть дверь.
То, что он там увидел, погрузило его в глубочайшее оцепенение. Господина Голдберга он узнал исключительно по угольно-черному сюртуку, безупречного кроя, из-под которого выглядывал голый зад гениального сценариста. И самое удивительное, что из этого зада торчал какой-то черный предмет, встрявший ровно между нежно-розовых ягодиц.
— Нихуя себе!.. — ошалело произнес лохматый, опуская остробой.
В этот момент Артур прохрипел что-то, кое-как повернул голову, и потрясенный гость увидел, что изо рта сценариста торчит еще один предмет: покрупнее, удивительным образом похожий на искусственный член. Помощник Голдберга, которого называли Марк, что-то мычал, лежа связанным на полу. Вот тогда до лохматого дошло, что все произошедшее здесь явно стряслось не по воле господина Голдберга и Марка. И очень возможно к этому имеет отношения та странная женщина, которой он так опрометчиво позволил оказаться за своей спиной.
Он резко повернулся, вскидывая остробой, но как-то так вышло, что оружие тут же вылетело из его руки. От сильного удара ногой в живот лохматый влетел в комнату и сложился пополам.
— Заходи, третьим будешь! — рассмеялась Элизабет. — Есть еще чем связать? — спросила она у актрисы.
— Ремешки в шифоньере, — ответила Светлана, — но они не прочные. Можно отрезать провод на светильнике.
— Ладно, в этот раз обойдемся без связывания, — великодушно решила баронесса. Одарив улыбкой Марка, таращившего на нее большие испуганные глаза, подошла к лохматому: — Так что ты собирался сделать со мной? — спросила она, направив на него «Стальную Правду».
— Извините, госпожа!.. Простите, блядь!.. Дурак… я! Набитый… дурак! — запричитал он, в перерывах между словами жадно хватая воздух — от удара ногой в живот его дыхание сбилось.
— Светлана, ударьте его табуреткой, — попросила Элизабет, отбросив ногой подальше остробой, валявшийся на полу.
— Как ударить? — актриса было шагнула к столику, возле которого стояло два старых, довольно тяжелых табурета, но в нерешительности остановилась.
— Сильно и по голове. Так, чтобы нам не потребовалось его связывать, — пояснила мисс Милтон.
Ленская нехотя подчинилась, поднесла табурет, приподняла ее, держа за ножки и опустила ее на голову нового гостя, но слишком слабо — удар даже не прервал его испуганный вопль.
— Сильнее, Свет! Если бить слабо, то придется делать это много раз. Представь, что это такой спектакль. Сыграй его хорошо, насколько можешь, — попросила баронесса и приблизила ствол остробоя ко лбу оравшего в страхе парня.
— Ты кого блядью назвал⁈ — воскликнула актриса, вспыхнув вдруг решительностью
