снасть в черепок разбитого кувшина, наполненного какой-то сомнительной жидкостью.
— Это что за снадобье? — обеспокоился шкипер.
— Зола, перец и моча, млеевжоп. Моча моя, — пояснил Сан.
— Ну. Его самая пахучая, — заверил Гру. — Крупного реззка вонь привлекает, а черноперка и мурука наживку обойдут.
— Вы, главное, на палубу не пролейте, — потребовал шкипер. — Кстати, Гру, что ты слыхал о побережье восточнее мыса Анты?
— Одно вранье, сэр. Туда мало кто из наших ходит. Мыс Анты длинен, как протухлая кишка йиены. За ним островки, потом где-то там порт Дюрюб. Очень знаменитый: оттуда шелк, бархат и прочее дорогое тряпье для ледей возят. Но Дюрюб далеко. Мы, скорее, в мыс Анты уткнемся. Города в тех местах обезлюдевшие, мор там приключился.
— Мор — это плохо, — обеспокоился Док. — Чума или холера запросто могут обезлюдить целую страну.
— Упаси нас боги, сэр! — ужаснулся мальчишка. — Про чму я вообще не слыхал, поговаривали, что в тамошних городах что-то у горожан с мозгами приключилось. Все не повымерли, кое-где одичавшие людишки еще бродят, но из городов посбегали. Собственно, там городов-то и было всего ничего. Лучше в них не заходить, народ от больших богатств напрасно сбегать не станет.
— Из богатств нам более всего якорь надобен, — пробурчал шкипер. — Без якоря нам и так сплошная мозговая чума обеспечена. Но до брошенных мест на Анты еще дотащиться нужно. Ладно, Энди, пойдем котлом займемся.
Моряки подтягивали хомуты на патрубках, когда на палубе раздался шум и победные возгласы.
— Поймали, — удивился Магнус. — Видать, ужин будет поинтереснее обеда.
— Да, сэр. Разнообразие в меню не помешает.
Но до ужина Энди ждал еще один сюрприз. Ночной рулевой мыл у борта руки, когда Сан принялся делать таинственные знаки и указывать на барку. Энди с недоумением подошел к гребцу.
— Я знал, млегвощеуй! — торжествующе зашептал беззадый. — Полез на барку за сковородой, а, глядь! Всонимокалзрадвсе! От же ведьма! Не, язналляее!
— И что натворила вдова? — удивился Энди.
— Ты гля, гля! Они все такие, пипвообщужас!
Рулевой осторожно перебрался на барку. Сан, приседая, и возбужденно тыча рукой, следовал за товарищем.
Вдова спокойно спала в кормовой каюте-будке. Из-за духоты дверь была приоткрыта, женщина вытянулась на коротком тесном топчане: бледное лицо, чуть заметное дыхание. Энди в недоумении оглянулся.
— А вот я всегда знал и следил! — зловеще прошептал гребец. — Это ж москалкровя, там все такие, сукееутопижоп. Ты гля внимательнее, на подгузье, гля.
Энди поправил очки, присел на корточки. Вот теперь стало понятнее. Собственно, с первого взгляда задело непонимание отчего коморка барки стала так низка, но Сан своим шепотом отвлекал.
Тело Хатидже висело. Или парило. Понятно, в последние дни было не до обжорства и вдова окончательно полегчала и обессилила. Сон глубокий, себя не контролирует, вот и прибило даму к потолку. Грудью и коленями уперлась в настил крыши, иначе бы вообще улетела.
— Я весло подсовывал, проверял, — прошептал гребец. — Висит, ужаснах! Ваще беспредел!
— Весла не для того чтоб совать куда попало. Что ты вообще всполошился? Ну, схуднула леди. Чего ты бегаешь, панически хвост задрав? У тебя и хвоста-то уже нет. Успокойся. Леди Хатидже во время шторма работала не хуже других. Претензии у нас к ней есть?
— Я же ничего про то не говорю, нунах. Но она висит, а это провокация стопроцентбяее. Это ненормально!
— Тьфу, Сан, вот ты чудной. У каждого у нас недостатки. Вдова легковесная, у тебя полужопие и бред в башке, у меня глаза. Док пьет, шкипер лысый…
— А мальчишка слишком умножопый, — подсказал гребец.
— Пусть так. Что теперь: вдову сжечь, меня окончательно ослепить, мальчишке мозги вышибить?
— Я же не к этому говорю! Но согласись, летать — это отклонение, однозначновротего.
— А хвост для джентльмена абсолютно нормален? Вдова настояла, чтоб тебя оперировали. Орала так, что мы чуть не оглохли. Гарантированно спасла тебя от поперечного перегнивания.
— Это она нарочно, млах! Чтоб я мучился, — не очень уверенно предположил гребец. — Небось, она меня и резала. От зада меньше трети осталось, ее рука — я точно знаю!
— Это мы с Доком резали. Поверь, тебе оставили все, что недогнило. Хотя спереди тоже можно было резануть. Чтоб был рассудительнее. Ты, Сан, нормальный-нормальный, а потом как понесет…
— Я — человек трудной судьбы, — вздохнул бывший волонтер. — Я, может, нормально сидеть никогда не смогу.
— Так и чего нам сидеть? Работы полно. Забудь о вдове и делом займись.
— Да как забудешь, чержее? Вдруг я буду спать, а ее на меня ветром принесет?
— Полагаешь, она станет дрейфовать с непристойными целями?
— Нет, это вряд ли, — подумав, признал гребец. — Скорее ее к Доку понесет, а гарантированнее — к шкиперу. Они самцы солидные, я нихнеговорю. Но все равно позорище!
— Сейчас разбудим, она поест и отяжелеет. Что там с рыбой?
— Готово! Реззок, наего, с соусом, — Сан облизнулся. — Но вдову сам буди, нет у меня к москалведьмоахего никакого доверия!
* * *
Шифровка.
Лагуна — Твин Кастлу
Объект потерян. Метеоусловия были тяжелые, аж шмондец. Подтяните к району операции «Квадро» и еще кого можно.
Из блокнота «Г?ниальные размышления и склероз».
Разнузданный прогресс и радиостанции-FM — зло! Отсутствие радиосвязи в экстренных случаях — тоже зло! Беседовала с Поповым и Маркони. Растолковала ситуацию, обещали придумать что-то попроще и узкоспециальное.
Глава четвертая
Победу одерживает голод, нежные отношения и иные пороки
— Земля!
Голосила вдова — ее при условиях заключенного пари почему-то не учли, как и ночного штурвального. Понятно, что ночью первым заметить сушу мог только Энди, а вот днем… Днем все расчеты смешала зоркая леди. Было слышно как расстроено крякнул доктор…
Энди встал с рундука, на ходу надевая очки, поднялся на палубу. Экипаж взобрался на рубку и напряженно вглядывался вдаль.
— Эт горный хребет, нхегзногу! — пояснял гребец.
— С чего вдруг хребет? Просто береговые утесы, — возражал Док.
— Острова. Не особенно крупные, — пояснил из рубки шкипер, вооруженный оптикой.
«Ноль-Двенадцатый» шел на северо-восток четвертые сутки. Особых происшествий не случалось, если не считать встречи с косяком мелкой, малоизвестной, но вкусной рыбы, для простоты нареченной катерниками «сардиной». Клев был просто жуткий, под конец
