Она поднялась и задёрнула шторы. Потом выдернула из-под Василисы стул и поставила его около кровати Зои. Свой стул Гаврил принёс и поставил там же сам. Ядвига Мстиславовна тем временем отдёрнула тюлевый балдахин, и Василиса инстинктивно отвернулась, чтобы не видеть окаменевшей Зои. Почувствовав, что Гаврил взял её за руку, Василиса, тут же вцепилась в него, послав подальше все условности и обиды.
Однако посмотреть на Зою всё же пришлось. Ядвига Мстиславовна усадила Василису и Гаврила на стулья друг напротив друга, а потом повернула Зою так, что показалась её рука. Землисто-бледная, она торчала над покрывалами, как коряга из болота. Василису затошнило, и она отвернулась.
Недовольно покряхтев, Ядвига Мстиславовна отошла, уступив место Ларисе, уже связавшей из цветных нитей длинный пояс. Она продолжала плести, напевая что-то на незнакомом языке. Руки её мелькали так быстро, что глаз не успевал их замечать. Напевая и удлиняя плетёный шнур, Лариса обошла Василису и Гаврила сначала в одну сторону, потом в другую.
Наклонилась и обвязала нитями их сцепленные руки. Понятно. Значит, он не для поддержки взял Василису за руку. Просто знал, что так нужно. Продолжая петь, Лариса протянула шнур за шеей Василисы и петлёй завернула его на запястье Зои. Конец протянула к Гаврилу, пустила по руке и вытащила за шеей.
Затем Лариса глубоко вдохнула и шёпотом затараторила что-то непонятное, с огромной скоростью завязывая концы шнура сначала в толстый жгут, а потом в фигурный узел.
– Долго нам так сидеть? – отважилась спросить Василиса. Просто неприятно было ощущать себя примотанной к Зоиной окоченевшей руке.
Проигнорировав вопрос, Лариса вытянула руку так, что та оказалась прямо в центре треугольника, который образовывали теперь Василиса, Гаврил и Зоя. Внезапно в пальцах Ларисы откуда-то взялась многоугольная разноцветная мандала, сплетённая из нитей и перекрещивающихся палочек. Основным цветом композиции был любимый Василисой лавандовый, да и пахла она цветами. Стало чуть поспокойнее.
Рядом звучал мелодичный Ларисин напев:
Заплетаю, овиваю, веду нить от края к краю,
Выткала покров прекрасный,
Закатилось солнце ясно.
Нет луны на небе тёмном,
Тишина в лесу огромном.
Чёрной ночью скрыты горы,
Затаились звери в норах.
Нет волны в реке могучей,
Звёзды прячутся за тучей.
Спит невеста в терему,
Неизвестно никому,
Где тот терем, где жених,
Не слыхал никто про них.
Заплетаю, овиваю, веду нить от края к краю,
Мой покров ей будет саван,
А в приданое ей – ладан.
Спит невеста в склепе тёмном,
Ни души в дому огромном.
Спит жених в сырой земле,
Всё останется во мгле.
В центре тройной композиции снова крутанулась мандала. Пахнуло лавандой. Оказывается, Василиса успела задремать.
– Ну и жуткая колыбельная, – зевнула Василиса, пытаясь протереть слипающие веки. Нормально двигаться не давали Ларисины нитяные жгуты.
– По-моему, нормальная, – пожал плечами Гаврил.
– А лаванды-то и нет. И одолень-травы тоже, – раздался откуда-то голос Ядвиги Мстиславовны. – Всё вышло.
Бабка шаркала по комнатам, снова перетирая травы в ступке.
– И как без них? – обернулась к ней Лариса, убирая мандалу.
– Никак. Придётся идти собирать.
– Лучше будет, если вы пойдёте. – Лариса улыбнулась Василисе и Гаврилу, причём с таким выражением, будто ждала, что они вскочат и с радостными криками бросятся вон из дома, чтобы наперегонки собирать травы.
Василиса насупилась и, скрестив руки на груди, сползла по стулу.
– Эй, больно же. – Гаврил пытался высвободиться из натянутого шнура.
– Про травы разговора не было, – проворчала Василиса, не желая никуда идти. Хватит и того, что она вообще во всё это ввязалась.
– Да брось, сегодня же лучший день для сбора трав, – не теряла оптимизма Лариса. – Иван Купала нынче.
– Вот только не надо мне втирать про этого Ивана, – замахала руками Василиса, так что нить ещё больше натянулась, и Гаврилу пришлось клониться вбок, чтобы ему не сдавило шею. – В прошлом году мы так на этого Купалу отхватили, что вспомнить страшно. В жизни в этот день из дома больше не выйду. У вас останусь ночевать.
– Да ладно тебе, – сдавленно проговорил Гаврил, выпутываясь из нитяных жгутов. – Пойдём, прогуляемся. Тем более здесь недалеко.
– Ты как будто забыл, где живёшь, – прошептала Василиса, придерживая жгут, чтобы Гаврил под ним пролез. – Да тут только за забор выйдешь, и тебя запросто может кто-нибудь сожрать. Или разбитый автобус переедет. Или наступишь в лужу и в кого-нибудь превратишься.
– Язык как помело, – бубнила Ядвига Мстиславовна, помогая распутывать шнуры.
Василиса только хмыкнула – так сильно Зоина бабушка сейчас напомнила ей собственную.
Наконец Василиса скинула путы с рук, встала, перешагнула последние нитки и потянулась.
– Ну, мы попробовали, и ничего не получилось. Всем пока. Живите дружно, а мне больше, пожалуйста, не звоните. – Потом она наклонилась к Гаврилу и изобразила широкую улыбку. – А ты, если ещё будешь ко
