найти. Но бедолаге захотелось немного разнообразить свой стол. В этом вопросе Саша был с ним солидарен – невозможно долго сидеть на одной рыбе.
Взяли его не так легко. Застигнутый врасплох, нелегал вначале пытался убежать, размахивая во все стороны самодельным ножом. Но, видя, что окружен и загнан в угол трюма, перехватил оружие поудобнее, ощерился и скороговоркой выкрикнул что-то длинное и неразборчивое. Это явно была угроза. «Пассажир» просил уважаемых господ отойти на расстояние. Или обещал всех зарезать. В его криках боцман разобрал несколько русских слов: «сявки», «отлезь», «урою»… и тому подобное.
Норги серьезно отнеслись к этой угрозе. Может, сказался и внешний вид незнакомца – чумазого, шустрого и дико злого, в рваном ворованном комбезе, вооруженного полоской стали, которой он размахивал, собираясь драться насмерть. Прибежали капитан со старпомом и удалось объяснить чужаку, что его просто застрелят, если он не бросит своё оружие.
Тот оценил перевес сил и аккуратно положил нож. И тут же на него навалились, выкрутили руки. Чтобы уж точно без сюрпризов и фокусов.
Пленного надо было допросить, а для этого трюм не подходил. Его повели в каюту помощника капитана, оставив всех зевак за дверью. Никто не расходился, пока не вышел Кнут и не рявкнул на любопытных, отправив их на работу. Все нехотя потащились к трапу. Потом выглянул боцман и, найдя глазами Скаро и Младшего, жестом велел им подойти.
– Переводить надо с русского, а я больше не могу оставаться, срочное дело есть. Задержитесь немного, потом наверстаете.
Сначала чужаку дали умыться. Оказалось, что у него восточные черты лица. Не совсем монголоидные, но близко к этому. На верхней губе щетка черных усов. Глаза темные, раскосые. Похоже, прячась в ящике, он всё же иногда брился своим ножом, длинной щетины не было; а ведь, судя по тому, что продукты начали пропадать давно, он на корабле уже не одну неделю.
Потом пленника привязали к стулу, а рядом пристроился здоровый датчанин, взявший на себя обязанности выбивателя правды. Хотя капитан пока не давал команды дубасить задержанного.
Тот не закрывался, а охотно шел на контакт. Был немногословен, говорил по существу.
– Зовут тебя как? – задал первый вопрос молдаванин.
– По-разному. Можешь называть … – и он произнес незнакомое слово, а его косящие глаза глядели с вызовом.
Скаро внимательно посмотрел на него, помрачнев:
– На твоем языке это значит что-то похабное? Еще одна шутейка и кабздец. Вот этот мистер, – он кивнул на датчанина, – вправит тебе мозги. Как ты попал на судно?
– Забрался ночью по якорной цепи. Сначала спрятался в место, где цепь лежал, потом перебрался в трюм.
Все притихли. Оказалось, это был серьезный косяк. Потому что цепной ящик надо внимательно проверять, особенно покидая такие места, как Питер. Это не какая-то коробочка, а целое помещение.
Капитан, малиновый от злости, произнес на инглише:
– С Родионофф придётся разобраться.
Саша, кстати, потом слышал, что разобрался капитан с Борисом Николаевичем довольно сурово – рублем, то есть талером. Хотя, наверное, боцман согласился бы получить пять нарядов на гальюн. Но вместо этого получил минус десять процентов месячной оплаты.
«Лучше бы выпороли», – ворчал позже Николаич про приговор капитана.
«Зачем мне ваши задницы? – говорил как-то Ярл на общем собрании, по-английски, чтобы все присутствующие понимали. – Никто не будет вас бить. Порку люди забывают, а потерю своих кровных никогда. И запомните, нет ничего важнее безопасности. А опасность не только от моря, она еще и от людей. Если корабль захватят, мы потеряем и груз, и жизни. Помните об этом и обращайте внимание на любую мелочь».
А допрос продолжался.
– Господин капитан, судя по виду, он был траллсом, – произнес Штеф. – Вон какие шрамы от цепи. Причем буйным, покорного не стали бы заковывать.
Траллсами в Скандинавии иногда называли рабов.
– Но до этого он был воином.
Действительно, худой, но жилистый, незнакомец не выглядел измождённым. В дерзком взгляде чувствовалась энергия и сила. И без того неширокие глаза чуть косили, что добавляло простецкому лицу выражение хитрости.
– Я не траллс, – заговорил чужак. – Не называй меня так, бородатый. В городе «питеров» меня звали Шаман.
– Тогда откуда ты, дружище Шаман?
– С востока. Северо-востока.
Северо-восток… это могло быть что угодно: и Кольский полуостров, и Архангельск… Да даже Якутия и Чукотка. Хотя последнее – уже из области фантастики. Никто не знал, в каком состоянии Северный морской путь даже летом – сплошной панцирь льдов там, или просто плавучие льдины – никто этим маршрутом не пользовался.
– Точнее.
– Из Таймырской Народной.
В этот момент по корабельному начальству прокатился вздох удивления.
Да ведь он «полярник»! Таймыр – это очень далеко.
– Ого. Народной Республики?
– Ась? Нету публики, уважаемый. Только люди.
– Всё ясно с тобой. Погоди… А ты не из Сидячих?
– Нет, зуб даю. Враги они нам. Мы не воры. Хотя тоже за Правильный Движ.
В общем, пленный заявлял, что не блатной, а рыбак. Приплыл, дескать, помогать бригадиру Кирпичу, потому что дошли слухи, что тот за «правильный ход».
А в Питер попал, когда во время одного из рейдов был захвачен наемниками города.
Чем-то сильно насолил одному из магнатов или его шестеркам, раз его держали пристегнутым, как злую собаку. На Васильевском Острове рабов было немного, но использовали их на самых грязных работах. Странно только, почему не убили.
К «эскимосам» или «полярникам» отношение на море было еще более настороженное, как к местным викингам. Нет, их не считали упырями и одержимыми, как убыров с Урала (здесь, на Балтике слышали легенды о подобном), но все сходились на том, что эти монголоидные пираты северных морей – жестокие звери.
Сюда они добирались редко. Набеги северных людей случались обычно летом, хотя никто не знал, где именно они живут. Иногда Европу приплывали грабить с запада, возможно, выходцы с Гренландии, которых по внешности можно спутать с жителями побережья Северного Ледовитого. Сказок про «полярников» было много. Мол, им не страшен холод, они едят сырое мясо, видят в темноте, чуют людей за километр и не брезгуют каннибализмом, а в плен к ним вообще лучше не попадать.
И тут этот заявляет, что пришёл пешком до Питера из Беломорска, что на Белом море. Скаро сказал, что это логично: ведь через шлюзы Беломорканала движения на юг по бывшему каналу не было.
Хотя у них мог быть
