вместе с ним, порядок погрузки и выгрузки из плавсредства. Водитель каждой машины, будь то танк или грузовик, должен был знать номер своей машины (и соответственно номер машины, идущей перед ним), свое время отправления, цвет и номер кодового обозначения его путей подхода и отхода и название и кодовое обозначение своей части, к которой он должен присоединиться.
Наконец, чтобы наши войска смогли проследовать по такой схеме, мы учредили КП переправы: 500 офицеров и 1 000 солдат, в распоряжении которых были 500 радиоприемников, 200 полевых телефонов и заранее проложенная 800-километровая сеть полевой телефонии. Я возглавлял главный КП переправы, а начальники штабов каждой армии и каждой дивизии руководили КП переправы на своих участках фронта. На пути к каналу и от него каждый боец и каждая машина должны были протии через контрольно-пропускные пункты, обслуживаемые личным составом КП переправы. Только КП переправы имели полномочия менять время, маршруты и даже пункты переправы, если того требовала обстановка.
Конечно, наиболее непредсказуемым в работе КП переправы было то, какие помехи будет создавать противник. Но наши расчеты времени предусматривали достаточный для этого запас. Предписанные сроки проведения операции были удвоены по сравнению с теми временными рамками, в которые мы укладывались во время дневных тренировок, и имели запас в 50 процентов по отношению к результатам ночных учений.
* * *
Одним из серьезных факторов задержки могли стать неразорвавшиеся бомбы. Годами мы проводили учения по эвакуации из районов неразорвавшихся бомб в течение 24 часов, прежде чем начать их обезвреживание. Это меня не устраивало. Это означало, что неразорвавшиеся бомбы наносят гораздо больше вреда, чем разорвавшиеся. Кроме того, если бы противник об этом узнал, он непременно начал бы включать бомбы замедленного действия в каждую бомбовую кассету. Он мог быть уверен, что если такая бомба нанесет вред цели, в течение 24 часов мы не станем ни приступать к ремонту, ни продолжать действовать обычным порядком.
Я издал новый приказ. Первое: неразорвавшиеся бомбы должны обезвреживаться немедленно. Нашим солдатам придется рисковать, так как бомбы могут иметь замедленное действие. Второе: если неразорвавшаяся бомба упала вблизи дороги или моста, движение по ним не должно останавливаться. Сравнивая радиус действия израильских бомб с установленными промежутками между машинами в составе наших колонн, можно было рассчитать, что если бомба все-таки взорвется во время удаления взрывателя, это будет нам стоить жизни 5–20 солдат. С другой стороны, если какой-то мост будет заблокирован на один час, до фронта не дойдет 100 танков или 200 грузовиков с другой тяжелой техникой, что приведет к непредсказуемым последствиям. То же самое правило я распространил на бомбы, упавшие на взлетные полосы. Летчики не должны обращать на них внимания при взлете и посадке. Мне было жаль таким образом рисковать жизнями людей, но лучше рискнуть несколькими солдатами, чем исходом самого сражения. Война – это не туристическая экскурсия.
Я также нашел решение проблемы двух других существенных факторов задержки. До начала 1972 года мы полагали, что форсирование канала будет проводиться только в ночное время. До рассвета мы должны были разобрать и спрятать наши мосты, чтобы вновь собрать их только после наступления темноты. Это была еще одна мера предосторожности ввиду превосходства противника в воздухе, но мне она показалась чрезмерной. Я посчитал, что, используя дымовые завесы и ложные мосты, мы сможем резко снизить эффективность авиаударов, а с помощью интенсивных действий сил противовоздушной обороны у каждого пункта переправы можно надеяться на нанесение тяжелых потерь ВВС противника.
Одно только это соображение, возможно, не привело бы меня к такому решению. Но когда я начал изучать подробности переправы, мне стала ясна невозможность осуществления плана в ночное время.
У нас было в запасе восемь-девять часов до наступления темноты. Если бы мы начали действовать сразу же после наступления темноты, проходы могли быть открыты через 5–7 часов, что в эту первую ночь оставляло всего три предрассветных часа для осуществления переправы на паромах. Для сборки мостов требовалось еще два часа после открытия проходов и два часа для их разборки. Под покровом темноты было бы невозможно выполнить эти работы с достаточным запасом времени для их использования при переправе. Если в первую ночь мы не будем использовать мосты, на паромах можно будет переправить лишь ограниченное количество тяжелой техники. В последующие ночи мостами для переправы техники можно будет пользоваться всего четыре часа. Учитывая, что на каждую дивизию приходился один мост, а противник все время будет вести огонь, результаты были бы неудовлетворительными. Мы не смогли бы быстро наращивать силы. Я этот план отправил в корзину. С середины 1972 года, когда мы все еще планировали первоначальный штурм на ночное время, мы уже полагали, что мосты будут открыты в течение следующего дня.
Главное мое решение было о выделении каждому участку фронта двух мостов повышенной грузоподъемности. В течение 1971 года, когда разрабатывались «Операция 41» и начиналась работа над планом «Высокие минареты», мы планировали только по одному мосту. Но когда наши оценки сроков организации крупных контратак противника начали постоянно уменьшаться, и мне пришлось искать пути ускоренного наращивания наших сил, я пришел к выводу, что при наличии только одного моста и вероятности, что даже он может быть поврежден действиями противника, у нас не оставалось возможностей переправить достаточное количество танков или передвижных противотанковых орудий даже через 12 часов после начала операции, когда основные части противника уже 4–6 часов будут вести бой с нашими войсками. Мы не могли требовать от наших ударных сил отражать их дольше. Тогда я удвоил количество мостов.
Конечно, это означало удвоение объема работы для наших инженерных частей и почти полностью поглощало наши материальные ресурсы. В нашем распоряжении было всего 12 мостов, причем десять из них должны были быть наведены в первый день и с этого момента подвергаться риску авиа налетов. Но это был разумный риск. Я был уверен, что чем быстрее мы сумеем нарастить наши силы, тем больше у нас будет шансов на успех.
Мобилизация
Как я уже говорил, прежде чем наша пехота вступит в соприкосновение с противником, ей надо будет переправиться через канал. Но до сбора войск перед форсированием надо провести мобилизацию, причем сделать это таким образом, чтобы не вызвать тревогу у противника. А наша система мобилизации по любым меркам была одной из худших в мире. Парадокс в том, что наше решение этой проблемы обернулось одним из самых полезных элементов нашей кампании по усыплению подозрений противника до октября 1973 года.
Проблема проведения мобилизации встала перед
