ворвался вихрь из звуков и музыки. Оглушительных и едва различимых, будто они доносились из-под толщи воды. Что-то происходило. Ему стало любопытно. Что вообще такое «любопытство»? Нечто изнутри пыталось пробиться к свету, вынырнуть и выгнать его прочь из головы. Он немедленно одернул себя. Ему нельзя думать.
Он помнил лишь одно. То, что сказал ему хозяин…
Он помнил лишь боль. И радость от того, что сможет угодить повелителю.
Кто-то толкнул в спину. Лязгнула цепь. Он устоял на ногах и продолжил плестись вперед, но его потянули обратно и велели стоять.
И он стоял.
Кажется, минула целая вечность с тех пор, как он остановился.
Слишком долго без дела.
В голову вновь полезли мысли. Переживания, чаяния, несбывшиеся надежды, разбитые мечты, обрывки прошлого…
Он видел пылающие крыши деревни, белоснежные горные пики, слышал крики и лязг стали… Он чувствовал кровь на своих руках, ощущал легкость чьего-то обугленного тела…
Приливы боли отогнали воспоминания, одно за другим. Но самое назойливое из них не хотело подчиняться. Оно поднималось из глубин. Оттуда, где у людей находится сердце и сокрыта душа.
«Моя душа…»
«Молчать! Я не человек!»
Воспоминание овладело им, и даже нестерпимая боль не могла с ним справиться. Совсем скоро весь мир померк.
Осталось только оно.
Это проклятое воспоминание.
– Я виноват. Я виноват. Я виноват.
Ноги задрожали. Пред взором возникли неясные образы. Вновь послышались крики и плач, рев ветра, треск ломающихся деревьев, стук ударяющихся друг о друга камней…
– Я виноват. Я виноват. Я виноват.
– Заткнись! – грубо рявкнул кто-то совсем рядом.
Его со всей силы ударили по голове. Наваждение вмиг испарилось, и он упал на четвереньки на холодную белую плитку. Грязные онемевшие пальцы повторили изгибы кладки. Роняя слюну, в слезах он тихо прошептал:
– Я виноват?
– Поднимайся!
Грубым пинком его повалили на живот, затем схватили за волосы и рывком поставили на ослабевшие ноги. К горлу подступила едкая кислая волна, но ему не дали опустошить желудок. Его потащили куда-то дальше, сквозь ослепительный мрак от ярких бумажных фонариков, что витали в воздухе, мимо невидимых вспышек от шутих и петард, через толпы безликих людей, темные фигуры которых походили на призраков. Они танцевали вокруг размытых пятен жаровен и костров, ели яства и пили напитки без запаха и вкуса, а оглушительные удары гонга, что уносились до самых небес, напоминали комариный писк.
Чем дольше он шел, тем меньше его беспокоило чувство вины. Он ни в чем не виноват. Надоедливый голос, кажется, исчез.
«Я лишь инструмент, которому поручили важное дело».
Это будет стоить ему жизни, но он с радостью отдаст ее, чтобы хозяин был доволен.
Его окружали люди. Вооруженные. Он и сам когда-то носил оружие. Или это был не он? Снова боль.
«Нельзя думать».
«Но…»
Ох уж этот назойливый голос!
«Замолчи! Я должен идти».
Но ему вдруг снова велели остановиться. Чья-то крупная фигура заслонила все огни. Послышался хриплый мужской голос.
– Духи! Си Фенг? Это… это ты? – тихо и встревоженно спросил расплывчатый облик. – Так слухи не лгали? Духи, я не верю!
Его лицо выглядело знакомым, но пленник боялся даже думать об этом. Хлесткая боль крутилась где-то на задворках сознания, готовая в любой момент обрушиться на него с новой силой.
«Мне нельзя думать. Мне нельзя».
Мужчина подошел ближе и наклонился.
– Ну же, ты не узнаешь меня? – вновь спросил он. – Это же я, Хуан Джун. Ты не мог меня забыть!
Его лицо было суровым, испещренным глубокими морщинами и разделенным надвое длинным шрамом, протянувшимся ото лба до подбородка. Даже густая многодневная щетина боялась касаться чудовищного рубца. Мужчина носил доспехи ярко-красного цвета и золотой плащ и был вооружен длинным тяжелым мечом.
Пленник с ужасом посмотрел на незнакомца затуманенным взглядом и быстро опустил глаза, часто задышав и покрывшись испариной.
– Мне нельзя, – запричитал он. – Мне нельзя.
– Что они сделали с тобой, Си Фенг? Дзюнь юй тебя побери…
Узник ощутил, как крепкая мозолистая ладонь легла ему на плечо.
Ударил гонг.
Чернота ночи резко посветлела. Пленник поднял глаза, не в силах поверить, что смог увидеть что-то новое.
«Я вижу? Я вижу! Разве мог я когда-нибудь видеть?»
Голос молчал. Его не существовало.
Он всегда был один.
Он прожил целую жизнь, будучи слепым, но сейчас прозрел. По небу струились яркие линии синего пламени. Они кружились в необузданной пляске, переплетаясь с хвостами сизого огня. То отдаляясь друг от друга, то приближаясь вплотную, они напоминали взволнованных карпов в царском пруду.
«Где же я мог видеть карпов? Где я мог видеть хоть что-то подобное?»
Его слух поймал что-то новое.
Он вдруг вспомнил, что в мире есть звуки!
«Я слышу? Я слышу! Я никогда не мог слышать, но теперь могу!»
Это были люди. Сотни людей. Тысячи. Даже трудно вообразить, как выглядела такая толпа! Такого не бывает. Ему кажется? Но люди и правда были тут. Одни испуганно перешептывались, другие радостно хлопали в ладоши, третьи просто вздыхали, с изумлением наблюдая за всполохами в небе.
«Они такие же, как я. Эти люди… Значит, я… Я тоже человек?»
Голос молчал.
Внезапная боль пронзила его до самых пят, и он рухнул на колени, застонав, заскулив, как побитый пес.
– Си Фенг? Дружище! – вновь раздался голос мужчины. – Что с тобой?
«Мне нельзя думать. Я не человек. Как смел я даже представить подобное?»
Когда все утихло, он вновь поднял глаза к небу. Огни исчезли. Мир погрузился в привычную тьму. Люди замолчали. Будто ничего и не было.
«Наверное, просто показалось».
Тишину, словно черный бумажный лист, разорвал чей-то крик:
– Свершилось! Воистину, сами Прародители благословили этот брак! Пред ликом Неба и Земли я нарекаю вас мужем и женой! Чтите свои клятвы, храните верность своей семье, и да пребудет в вашем доме покой и процветание!
Взорвались тысячи людских голосов. Они оглушали, сбивали с толку.
Пришлось зажать уши руками, рухнуть наземь и зарыться в колени, чтобы спастись от яростных криков.
– Прошу! – рыдал пленник, сжавшись, как ребенок. – Прошу! Прошу!
Никто не слышал его. Да и никто не стал бы слушать. Он лишь червь. Он инструмент, до которого нет никому дела. Только хозяин мог позаботиться о нем!
– Спаси меня, хозяин!
Слезы застилали глаза и ручьями стекали по щекам и подбородку, смешиваясь с соплями и слюной.
– Помогите…
Он рвал на себе волосы. Рычал и бился в истерике, но ничего не могло заглушить ор толпы. Играла музыка. В небе сверкали вспышки. И чем громче, тем свирепее становились крики. Всем почему-то нравилось это!
