хватает.
– Ну… – помедлила она с ответом, внимательно осматривая след пропавшей страницы. – Ну и что?
Ну и что?! Разве так должна реагировать хранительница на столь варварское обращение со священной книгой?
– Я думала, может, вы в курсе, что здесь было написано?
– Увы, дитя, – Вестия поглядела снисходительно и отложила перо. – Я этого знать не могу. Наверное, это пророчество было настолько нелепым, что наши предшественницы решили просто убрать его, чтобы не тревожить незрелые умы попусту.
Взгляд из-под морщинистых век был кристально честен, но в голосе сквозило что-то, название чему я не могла подобрать.
– Это все, что ты хотела узнать, Рамона?
Она точно не признается. Будет юлить, хитрить или вообще отправит восвояси и отцу нажалуется. Даже если у нее есть ответ на мой вопрос, то она и под пытками не расскажет. Но тогда кто?
Кто?
– Да, матушка. Прошу прощения за беспокойство.
– Не забудь вернуть на место. Только ничего не перепутай! – полетел в спину строгий наказ. Хранительница блюла здесь порядок много лет и, наверное, могла даже поколотить за испорченную или, не дай Матерь, ворованную книгу!
Что ж, кандидатура матушки Вестии отметается, Верховная может заподозрить неладное, а о том, чтобы спросить у отца – не может быть и речи.
Но я обязательно найду ответ на этот вопрос. Искатель я или кто?
Глава 8. Зарождающееся пламя
Реннейр
Наконец, предгорье осталось позади, и дорога побежала вдоль полей. Усталые лошади понуро брели по разбитому тракту, впереди змеилось полуденное марево. Наша славная страна, Арнерия, тянулась от границы Каленых Песков сквозь бескрайние степи и буйные леса до побережья Замерзшего моря. Когда-то ее поделили на четыре Великих Земли, названных по сторонам света, и в каждой король посадил по лорду протектору. Род Инглингов правил Западом шесть сотен лет и ни разу не дал повода усомниться в своей верности короне. Вообще, мы, дети равнин, любили бравировать своей верностью и честью, не замечая, что порой это превращалось в абсурд.
На исходе третьих суток, когда вечерняя заря мазнула небо кармином, а на небосводе обозначился призрачный серп луны, мы приблизились к Лестре. Столица кричала голосами заезжих торговцев и бродячих артистов, гудела трубами и звенела бубенцами на платьях циркачей. Пахла хлебом, копченостями и сырой рыбой, заморскими маслами, крепким потом работяг и ароматами сточных канав.
Запад привлекал искателей приключений и легкого заработка более остальных земель Арнерии – наемники и лихой люд слетались сюда, как мухи на мед. Совершенно обычным делом было встретить на улице беловолосых северян и смуглых утонченных южан, узкоглазых караванщиков с востока и обвешанных костяными амулетами пустынников. Здесь мешались культуры и наречия, здесь поклонялись Отцу Равнин и Мраку Первозданному, Праматери, Праотцу и богу Удачи – никто ничему не удивлялся.
Едва завидев нашу процессию, народ волнами разбегался в стороны. Горожане гнули спины перед господином, мяли в руках шапки и опускали глаза, босые ребятишки, жадно сверкая глазами: вдруг кто расщедрится и бросит золотой? А особенно отчаянные женщины призывно улыбались и старались пропихнуться в первые ряды.
Эх, Лестра… Годы идут, а ты не меняешься.
Этот город всегда вызывал во мне тоску, но не сказать, что она была неприятной. Просто зудело где-то в груди, сжимало, давило. Словно смотришь на свой игрушечный деревянный меч и понимаешь, как безнадежно из него вырос.
Над Лестрой каменной громадой высился замок Инглингов: новые пристройки соседствовали со старыми башнями, хранящими следы осад – за все время его пытались взять четыре раза. Выщербленные камни, осыпавшаяся кладка, влажный зеленый мох и вьюнок, а рядом кокетливые окна и витые колонны. Над этим исполином властвовал лорд Брейгар без малого тридцать лет.
Не передохнув с дороги и не сменив одежды, он сразу вызвал меня в свой кабинет для приватной беседы. За время пути нам так и не удалось спокойно переговорить.
По царственному лицу нельзя было понять, о чем он думает, и лишь глаза цвета осеннего неба смотрели цепко и внимательно. Лорд Брейгар выглядел моложе своих пятидесяти пяти: черные волосы, кольцами лежащие на плечах, еще не тронула седина, в теле не было ни намека на немощь. Оно сохранило гибкость и опасную силу, плечи были развернуты так же гордо, как и в молодости. Только лоб бороздили морщины, а уголки губ опустились, застыв в недовольном, даже злом выражении.
– Горные крысы хорошо прячут свои сокровища. Ты же видел эти стены, эти скалы. Они нарочно демонстрировали их неприступность! – наконец, выдавил он. – А какие жадные! Торговались так, будто у них отбирали последнюю рубаху.
– Все хотят выгоды для себя.
– Но они уже в край обнаглели! Присвоили камни и металл, а мы еще разрешения должны выпрашивать, чтобы ходить через Западные горы, платить непомерную аренду за рудники, – цедил лорд, отстукивая пальцами по столу. – Все, чем они владеют, принадлежит Арнерии, нашему королю и…
– Вам? – закончил я, и уголки губ дернулись в усмешке.
Сомнения в своем величии лорд Брейгар не прощал, потому посмотрел на меня так, будто взглядом хотел поджечь.
– Реннейр… – протянул многообещающе, и другой на моем месте вспотел бы от ужаса. – Забываешься, щенок! Я до сих пор не вырвал твой дерзкий язык только потому, что у меня когда-то хватило глупости задрать подол твоей матери.
– Возможно, это было одним из самых верных ваших решений.
Благоразумнее было промолчать, сцепив зубы и стиснув кулаки, но и у моего терпения есть предел.
Лорд поднялся с места и медленно двинулся к окну, а я удостоился чести созерцать его прямую, как доска, спину. Быть может, он нарочно держится так гордо, показательно, будто боится обнажить собственные слабости?
А они, несомненно, были.
Брейгар Инглинг любил власть, золото и красивых женщин. Любил, когда его боятся и пресмыкаются перед ним, вылизывая пятки за возможность погреться в сиянии золотого венца. Он сочетал в себе все то, что порицал в других – нещадно порол прелюбодеев, казнил казнокрадов, вырывал языки лжецам.
Даже удивительно, что при всей любвеобильности лорда, я – его единственный бастард. Как и то, что он не велел утопить меня в замковом рву еще в младенчестве. Напротив, все время держал при себе, нанял толпу наставников, которые гоняли меня и пытались вбить в упрямую голову хоть толику ценных знаний. Крови те мужи попили у меня немало, впрочем, как и я у них. До сих пор шарахаются при моем появлении.
– Ты рожден от греха, и твое место – на улице, – начал отец скучающим голосом, как будто обсуждал прогноз погоды на
