проигнорировал. Всё из-за тебя!
– Почему из-за меня? Ты с больной головы на здоровую не перекладывай! Сам, небось, сказал, что ее шприцем сделали смертельный укол Ленке, – наступал на него Стас. – Ведь так, проболтался, признайся!
Поначалу Лёвик пытался отмалчиваться, но спустя минуту вынужден был согласиться:
– И что с того? Рано или поздно сама бы узнала. Хоть от тебя, хоть от кого-то другого. Так лучше пусть от меня. Я просто назвал вещи своими именами.
– Своими, говоришь? – Стас укоризненно покачал головой. – То есть выдать своему родному человеку, самому близкому, что из его шприца только что убили бывшую одноклассницу. Это называется – вещи своими именами? Да ты садюга, каких свет не видывал! Держал бы язык за зубами, и не было бы ничего. Болтун!
Они какое-то время стояли друг напротив друга, Лёвик сверлил глазами Стаса поверх очков так, что тому показалось, будто зрение у фотографа дай бог каждому и очки ему за ненадобностью.
– Ты куда глазеешь? – поинтересовался с подозрительностью Лёвик.
– На ухо твое смотрю, – честно признался Стас, – думаю, если бы это действительно был степлер, то…
– А ты не думай, сразу легче станет.
«Так, – подумал Пинкертон, – уже неплохо. Так круто перебить мало кто умеет. Не такой уж он и тютя, этот Лёвик! Значит, внутри него сейчас – натянутая струна. С чего бы?»
– Кстати, ты негативы нашел? – резко сменил тему разговора Стас.
– Издеваешься? Где их сейчас найдешь!
– Скажи вот еще что… Помнишь, еще до боя курантов, до нашей со Снегиревым стычки я выходил на улицу, потом ко мне вышел Макс. Не заметил, кто поднимался с Валентиной наверх на балкон?
– Вроде как я поднимался, – пожав плечами, произнес не совсем внятно фотограф. – Только я на балкон не пошел, я к себе направился.
В этот момент дверь в комнату Игнатенок отворилась, из-за нее показалась заплаканная Жанна. Всхлипывая, она обессиленно навалилась на мужа, обняв того за плечи:
– Лёвик, поехали домой. У меня уже во рту сушит, сахар пополз… Я не останусь здесь ни часа больше! Не могу!
– Хорошо, хорошо, котенок, – привычно засуетился Лёвик, – сейчас соберемся и уедем. Только такси заказать надо предварительно. Сейчас я сбегаю до Антоши, поговорю. Он разрешит позвонить, такси приедет, и мы укатим отсюда. И забудем всё произошедшее как страшный сон.
Стас наблюдал за умиленными расшаркиваниями фотографа перед супругой, взирал на его сюсюканья-причмокивания и вдруг поймал себя на том, что всё выглядит настолько органично, что не придерешься.
Кроме одного – небольшого розового рубца на ушной раковине. И этот рубец постоянно притягивал взгляд.
Когда Лёвик направился вниз к Антону, Жанна тотчас поспешила скрыться в комнате. Преграда в виде фотографа с растопыренными руками теперь отсутствовала, и Стас решил внаглую воспользоваться ситуацией.
Постучав, он приоткрыл дверь:
– Жанна, я понимаю, тебе сейчас плохо, хотелось бы побыть одной, но… Есть вещи, которые нельзя откладывать. Убита твоя подруга.
Жанна лежала ничком на кровати, отвернув голову к стене:
– Пошел вон, Корнейчук, не до тебя сейчас. Я слышала, что ты говорил Лёвику. Главный садист ты, а не он. Кто зажал шприц? Ты! А больше мне сделать укол инсулина нечем. Видеть тебя не хочу.
Стас решил идти ва-банк:
– Ты знаешь, откуда у Лёвика шрам на ухе?
– По собственной глупости получил, детство взыграло в одном месте, даже вспоминать не хочется.
– Ты видела этот степлер? Эту приколотую к уху фотографию?
Жанна повернула опухшее от слез лицо к Стасу:
– С ума сошел? Нет, конечно. К счастью, меня на той вечеринке не было. Я терпеть не могу кровь, меня сразу же от одного ее вида мутить начинает. Не приведи господи!
– Когда это случилось? Когда появился шрам у него на ухе?
– Давненько уже, где-то осенью. – Жанна вдруг зевнула, не успев прикрыть рот ладонью. – Помню, дождь шел в тот день.
– Что это была за вечеринка?
– На работе у него, то ли день рождения отмечали у начальника, то ли родился кто-то. Что мне там делать? Я никого не знаю. Скука.
Кто настоящий трус?
Спускаясь по лестнице, Стас услышал голос Михаила Державина – значит, по телевизору начался «Голубой огонек». В кресле сидели хозяева дачи – Антон и Мила и о чем-то шушукались. Едва увидели Стаса, сразу же замолчали.
– Как идет расследование? – поинтересовался Снегирев, не сводя глаз с сыщика. – Если нужна какая-нибудь помощь, только заикнись.
– Единственная помощь, которая требуется, – как можно более обыденно, словно доцент кафедры на лекции по сопромату, конкретизировал Стас, – это вызвать нам с супругой такси.
Услышав про такси, Антон поиграл желваками, потом процедил сквозь зубы:
– Хочешь слинять? Струсил?
– Струсил ты, когда я предложил вызвать милицию. Так струсил, что даже передо мной извинился. Трусишь и сейчас, когда чинишь препятствия нашему отъезду. Я даже не прошу дать мне телефон, хотя это твоя обязанность, я прошу просто вызвать такси.
– Ну, хоть что-то по расследованию ты мне скажешь? – взмолился Антон, вскинув вверх руки. – Или так и не продвинулся ни на йоту?
– Скажу две вещи. Первое: в том, что здесь произошло, виноват и ты. Без сомнения! Я пока не знаю, в чем конкретно заключается твоя вина, но она есть, в этом я уверен. И второе, ты что-то от меня и сейчас скрываешь, боишься признаться. Так кто из нас настоящий трус?
По тому, как залилось краской лицо Антона, Стас понял, что попал в точку. То, что рядом сидела Мила и слышала весь их разговор, сыщика не смутило. «Что ж, возможно, так даже лучше», – подумал он.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – признался тем временем Снегирев. – Не говори загадками. Имей совесть, мы все немного выпивши.
– Разреши мне пообщаться с твоей женой без свидетелей.
– Ради бога, – усмехнулся хозяин дачи, испытав, кажется, облегчение от того, что ему удалось вывести себя из-под удара. Пусть и ненадолго.
Оказавшись с Милой на кухне среди ароматов специй, шкворчащих сковородок и булькающих кастрюль, Стас немного растерялся. Дело в том, что, занимаясь готовкой (а в том, что хозяйка дома – первоклассная кухарка, не было сомнений ни у кого), Мила чувствовала бы себя как рыба в воде. Он же среди всей этой вкусовой магии – наоборот, как рыба, выброшенная на берег. Ситуацию будет контролировать Мила, а должен он.
Почувствовав это, хозяйка успокоила его как могла:
– Не волнуйся, обещаю быть предельно откровенной. Задавай любые вопросы. Отвечу как на духу.
Подбодренный таким признанием, он ринулся в бой:
– Мила, скажи, убитую и Антона что-то связывало?
– Думаю, нет,
