передрались. Особенно если колдун страсть какой сильный да умный; тогда у него все кругом сплошь дураки. Как с дураками договоришься?
«Это верно, – лениво пробормотал в голове следователя Артур, – это он в точку. Прямо про Высший учёный совет Квадриптиха, хе-хе-хе… На всех этих магистров и управы не надо – сами друг дружке глотки порвут…»
…Последним что запомнил Фигаро были сани. Большие, широкие сани с полозьями, от которых исходил сильнейший дегтярный дух, нервно фыркающих мохнатых коней с заиндевевшими мордами и голос Швайки: «…прямо в дом! И чтоб печь протопили как в бане! А узнаю, что бельё несвежее постелили – сгною. Чес-слово. Ну, пшли!.. А вы, Фигаро, спите, спите. Вон господин инквизитор уже давно как бревно дрыхнет…»
Неожиданные союзники
…Вынырнув из сумбурного сна, где он пытался изловить таящуюся в его тудымской комнате копчёную воблу, Фигаро первым делом почувствовал тепло.
Тепло было приятным; оно окутывало со всех сторон, тонкими веретёнами проникало в мышцы, расслабляло и умиротворяло, создавая ощущение уютного кокона, который не хотелось покидать. Тепло пахло свежим хлебом, печёной картошкой и чем-то неуловимо-знакомым, но тоже крайне вкусным.
Следователь открыл глаз (для начала, решил он, хватит и левого). Это получилось и даже очень, не принеся с собой жуткой головной боли и желудочной мути, которые, по уму, должны были неизбежно настигнуть Фигаро после вчерашних возлияний с капитаном Швайкой. Что было странно, но следователь, всё-таки, решился и открыл второй глаз.
Картинка покачалась туда-сюда, и, наконец, сфокусировалась. Фигаро лежал в огроменной кровати, накрытый толстым одеялом забранным в панцирь до каменности накрахмаленного пододеяльника; спина растекалась на чём-то невидимо-мягком, а перед глазами в маленькое окошко лился жидкий серый свет (по урчанию в желудке следователь понял, что уже вечер, а, стало быть, он преспокойно продрых весь день).
- Фигаро! – раздался откуда-то издалека голос Артура, – Я знаю, что вы проснулись! Хватит валяться, работник невидимого фронта! Еда на столе.
Удивительно, но в просторной избе, которую следователю и инквизитору выделили на временный постой, удобства размещались не во дворе, а в своеобразном маленьком сарае, соединенном с основными помещениями деревянным коридором с дверью. Сам же санузел вмещал в себе туалетную кабинку, рукомойник и немалых размеров чугунную ванну за занавеской. Более того: горячую воду можно было в любой момент довольно быстро получить, растопив небольшую буржуйку в углу (печка прогревала не только туалетную комнату, но и медный змеевик). Это было остроумно придумано, вот только, подумал Фигаро, печку требовалось постоянно топить, иначе все трубы размёрзлись бы к едрене фене в мгновение ока.
Он умылся, степенно побрился, посетил туалетную кабинку, вымыл руки, немного подумал, решив, в конце концов, что ванную можно принять и позже, и проследовал в избу, где в просторной горнице Френн уже раскладывал по тарелкам варёную в кожуре картошку. Инквизитору приходилось ютиться на маленьком столике у печи; всё остальное пространство Артур уже заполонил деревянными ящиками, которые сейчас, увлечённо сопя, вскрывал, извлекая на свет божий разнообразные хитрые устройства с лампочками, пучками разноцветных проводов и циферблатами, тут же соединяя всё это между собой.
Фигаро вздохнул: вмешиваться в этот процесс не было никакого смысла, равно как, впрочем, и приглашать условно-материального Артура-Зигфрида за стол. Поэтому он плюхнулся на широкую скамью, пожелал инквизитору приятного аппетита и принялся исследовать, что же, помимо картошки, Небеса послали им на пропитание.
Сетовать на Небеса не приходилось: к картошке прилагалось блюдце с топлёным маслом, фарфоровая солонка, крепкая гранёная перечница, розетка с мелко рубленным свежим укропом («а вот и зелень», – подумал следователь), плетёная корзинка, где глянцевито блестели бочковые огурчики, деревянный круг размером с маленькое колесо, щедро устланный тонко нарезанной бужениной, а также тем, что Фигаро на первый взгляд определил как бастурму. На отдельной тарелке лежала щедро присыпанные тмином жареные стейки лосося.
Френн пожал плечами, и, безапелляционно указав вилкой на всё это великолепие, сказал:
- Извините, Фигаро, но у меня от консервированной жратвы и железнодорожной кухни скоро заворот кишок случится. Так что не обращайте внимания на количество и давайте, налегайте, не глазейте. Не на выставке.
- А откуда, собственно, всё это взялось? – Следователь, которого не нужно было просить дважды, положил себе на тарелку рыбный стейк покрупнее, переломил фонтанирующую паром картофелину и, щедро её посолив, отправил в рот, тут же охладив огурцом. – Артур наколдовал?
Призрак только фыркнул, раздраженно распушив усы.
- Нет, – Инквизитор поперчил кусок буженины и аккуратно разрезал ножом картофелину на четыре красивые четвертушки, – это Швайка. Прислал утром с посыльным. Как говорится, от хозяина дорогим гостям. Там еще два баула; кое-что пришлось выставить на холод… Кстати, наш бравый капитан явно знает толк в выпивке. Я проснулся в шесть утра – ну о-о-о-о-очень уж понадобилось в нужник – и голова почти не болела. Слабость только, но в нашем-то возрасте…
- Да, – Фигаро переключился на рыбу, оторвав от стейка ароматную хрустящую кожицу, – капитан, похоже, знает о хорошей выпивке всё. У меня даже прошел не покидавший меня последний месяц нервический тремор. Ну, насчёт того, что весь мир может немножечко накрыться медным тазом. Кстати, Артур…
- Можно и без «кстати». – Призрак презрительно скривил губы. – Пока вы пьянствовали как три сапожника, я, между прочим, занимался важными делами.
- Строили Обсерватор? Отправили на поиски Лудо отряд Демонов-Сублиматоров?
- Берите выше, Фигаро. Я думал. Преполезнейшее занятие, к которому я вас всё никак толком не приучу – вам бы всё пожрать… А ну-ка, расскажите мне, почему в этой местности использование Обсерватора не имеет смысла?
- Ну, – следователь отправил в рот второй огурчик – восхитительно маленький и хрустящий – потому что здесь аномалия. Эфирная. И Обсерватор, скорее всего, работать не будет.
- Верно. Но это так, вопрос на троечку. Вы правы: я не могу сканировать Эфир, так сказать, на глубину. Но я могу улавливать общие течения внутри единой структуры аномалии. Ну, вроде как… Чёрт. Вот представьте себе океан, например. Я понятия не имею, что там, в глубине, но я могу видеть волны, смерчи над водой, где вода поспокойнее, а где, напротив, штормит. И возле этой самой Белой Вершины чёрт знает что творится, Фигаро. Там Эфир насилуют во все щели; на поверхность поднимаются такие конфигурации, что у меня ум за разум заходит. Я абсолютно ничего не понимаю, но… где-то я подобные извращения уже видел… – Артур закусил губу
