буду учитывать твои интересы. Яна. Ты вынуждаешь меня, — его взгляд срывается и вниз опускается, и он головой поводит. — Ты меня к этому моменту привела, — его голос на шепот срывается, но потом он сразу же осекается: — Я не обвиняю тебя, я объясняю. Ты используешь повышенную дозу супрессантов, как и я. Кому, как не тебе, знать насколько это опрометчиво. Не вынуждай меня…
Рапид останавливается на несколько мгновений. Дарит себе и мне пары вдохов.
— Презентуй себя, — жестко выговаривает он и будто столешницу в себя двигает, хотя я ничего толком разглядеть не могу.
— Нет, — сквозь слезы выдавливаю, — не таким образом. Мы не связанные еще.
— Ты знаешь, как это делать? Правду! — рявкает он и от стола отталкивается.
— Да!
Слезы текут, но я не останавливаю их. Мои руки все еще вдоль обнаженного тела вытянуты.
Презентовать себя — это значит показать Альфе готовность разделить близость. Показать физическую готовность, обычно в позе какой-то развратной. Я не буду этого делать!
— Это потому что это слишком старый обряд, — выплевывает Рапид, — или потому что у тебя подготовлен список запретов для меня?
— Это ты мне запрещаешь и ты меня заставляешь!
— Ты погубишь себя, и погубишь нас. Есть то, как это все работает, и ты должна уяснить реальность. Если я прошу, я не унижаю тебя. Я не ради этого… прошу тебя.
— Ты за меня решаешь, что для меня унижение или нет? — наконец-то слезы вытираю и сопли размазываю.
Теперь четче все вижу, а его лицо расползлось черными венами по сторонам. Вздувшиеся линии настолько толстые, что создается иллюзия будто и так массивное лицо в два раза больше стало.
И я не пугаюсь, потому что он заслуживает. Для Альфы невыносимо, если его Омега настолько расстроена, как я сейчас, и один только запах слез на нервах играет, а здесь болото уже наплакано подо мною.
И это все сделал он сам. Когда толкает речи, как нужно следовать правилам.
Трус.
Ему всегда нужно власть свою демонстрировать. А я-то думала…
Выпрямляюсь и мурашками вмиг покрываюсь.
Рапид со свистящими звуками выдыхает.
Я чувствую, что сейчас случится нечто страшное.
Его настрой расходится замедленным раскатом грома вокруг нас.
— На колени, — отдает он Альфа-приказ.
Дыхание в одночасье начинает подчиняться иному ритму.
Это станет непоправимым.
Меня неумолимой силой тянет к полу, и одно колено собирается опуститься на ковер раньше, чем другое.
Нет, сцепляю я зубы.
Я не позволю ему подчинить себя.
Но самое главное — я не позволю ему разрушить нас.
Все будет впустую, и подобное уже не вернешь вспять.
Я не позволю ему уничтожить шанс на что-то хорошое.
Потому что, как бы там ни было, я знаю точно, что шанс у нас до этого мгновения был.
— Я стану…
Я стараюсь выпрямить одно колено, и, пошатываясь, почти возвращаюсь в изначальное положение.
— … на колени…
Изнутри висков безбожно гремят нарастающие радиусом постукивания. Мысли забиваются потяжелевшей от воды ватой, но я вытягиваю и держу «нет» на поверхности.
— … когда сама захочу.
Можно ли умереть от сопротивления Альфы-приказу? Возможно, столь редкий шанс подобного эксперимента выпал на мою долю.
Голова кружится болью, и когда я падаю, то задеваю его руки, потому что он уже добежал сюда.
— Яна! Нет!
Его крики оборачиваются глухим рокотом, как в туннеле, и он слишком сильно трясет меня за плечи. Теплая жидкость затекает мне в рот, а перегородка в носу будто пожар пережила.
Зачем-то я беру его за руку, и он сжимают мою ладонь жаром и дергает ее. Свет становится тусклее и тусклее, но я все равно повторяю мысленно «нет». Пятерня обхватывает меня за голову сзади и так медленно-мучительно-медленно приподнимает…
Я снова слышу его голос, но, видимо, Каин попросту стал кричать громче:
— … Яна! Я отменяю приказ. Очнись! Нет! Отменяю! Я ОТМЕНЯЮ ПРИКАЗ!
Глава 13
…. в пенистых водах Пещерного океана, скалятся ветрам горные пики, задевая алые прорехи в золоте закатного полотна…
— Моя мама всегда… — шепчу я ознобом в его теплые железом уста.
… их сестра-скала не доросла, на холмах волчьего Ашшура гранитом впаяна всегда…
— … когда дверь входную… — похищают хриплые вдохи мои слова.
… там полынью боль растеклась, мчится в вену стрела — до последнего брата-Рапида…
— … открывала, улыбалась…. — просыпаюсь я.
Он ловит мое лицо, твердью неспокойной ладони. Откидываюсь на подушку, а большим пальцем Рапид разглаживает что-то на моей щеке.
— … всегда, когда дверь открывала, — задумчиво повторяет он.
Да-да, я это знаю. Не могу вспомнить сейчас, вспомню потом.
Пытаюсь взгляд на Каине сфокусировать. Он так близко сидит, что не такая уж легкая задача. Когда он совсем рядом — его очень много.
— Как тебя зовут?
Подавляю смешок, но что-то невесело, как вата в голове раздувается. На диване я лежу обнаженная, а он мой локоть сжимает, загиная место укола.
— Я помню свое имя, Рапид.
— Нет, — протяжно выдыхает Мясник, — как тебя по-настоящему зовут?
В серых глазах улеглась странная смиренная решимость. Он опускает левую руку к моему животу и следит за растянутыми движениями собственных пальцев.
— Я-яна, — отвечаю через некоторое время. — Мое настоящее и единственное имя.
— Единственное, — повторяет он, не поднимая головы.
Вата в мыслях потихоньку сдувается, намокая переживаниями и чувствами. Святое провиденье, этот зов истинных разведет руками любые облака усталости. Лишь бы вы, избранные, потрахались наконец-то.
— Что ты вколол в меня?
— Фроброр.
Если у него в кабинете хранится запрещенный и недоступный даже на черном рынке Фроброр, тогда случайно… василиска за ковром не завалялось? Всегда хотела познакомиться.
— Фроброр, — уточняюще повторяю я, — тот который усилитель и тот который как это здание стоит?
— Тот самый, — бормочет Рапид.
Мы оба наблюдаем за его рукой, устроившейся темным пятном прямо у спелого овала моей груди. На свои соски я уже смотреть не могу, они постоянно в таком состоянии.
— Купил, когда совещание у нас третье было. После.
Отвожу взгляд, потому что… не могу так думать. «После» он купил. Хотелось бы обвинить его в манипулятивной лжи, но ведь он не врет.
— Сколько времени… прошло, — неуверенно интересуюсь.
— Часа два. Может, несколько жизней. Не знаю, Яна. Иногда я начинаю подозревать, что ты и не Омега вовсе. Но потом… слышу твой запах, и смехотворно все. Вообще все неважно становится, знаешь?
— Может, я — Омега под стать своему Альфе.
— Своему Альфе? — хрипит он. — Это кто такой?
Ну вот, оказывается надо было просто чуть не умереть, чтобы в кое-ком обнаружилось чувство юмора.
Следы вен,
