Ты из полиции?
— Мы полиция, — заверил толстый.
Он обратился к другому и заказал!
— Вы сделаете несколько снимков.
В кратчайшие сроки фотоаппарат был готов. Это была немецкая марка SLR. У Чезаре было такой же. Щелк… Щелк… Щелк.
— Думаю, хватит.
К Чезаре:
— Вы должны открыться.
Электрик вынул ключи и активировал различные замки. Решетки безопасности, которые были взломаны, немного задерживали. Наконец, они смогли войти.
Николо Чезаре включил свет, железная занавеска окна была опущена. Два араба внимательно огляделись.
— Ничего не украли?
— Конечно, нет, — ответил итальянец. Вы сами видели, что они не смогли попасть внутрь.
Он подробно рассказал, как это произошло. Толстый араб молча слушал. Механически он ходил по магазину кругами, затем открыл дверь, ведущую в мастерскую, и вошел в нее. Продолжая говорить, Николо Чезаре последовал за ним.
Он услышал, как за ним захлопнулась дверь, и, повернувшись, увидел, что второй араб прислонился к ней. Он замолчал посреди предложения, внезапно ошеломленный. Как он мог позволить себе одержать себя так по-детски?
Он повернулся к большему и увидел, что маузер указал ему на внутренности.
— Что… Что с тобой происходит? Ты сумасшедший?
«Нет», — ответил толстяк, опасно размахивая пистолетом. Но у нас есть несколько нескромных вопросов к маленькому электрику. Привет!
Никколо решил подурачиться. Сотню раз он представлял себе такую сцену и думал, что сыграл свою роль.
— Для этого не нужно вытаскивать пистолет! Прошу только ответить вам…
— Во-первых, — сказал толстый араб, — это не пистолет, а револьвер. Очень разные. Тогда мы очень хорошо знаем, что нам нужно делать… Давайте посмотрим, давайте немного поговорим, но давайте поговорим хорошо. Около двух или трех недель назад некий Минос Каллонидес, греческий купец из Медине, пришел предложить вам две плоские катушки из белого металла…
Николо согласно кивнул.
— Совершенно верно. Катушки с лентой. Купил у него… не помню за сколько…
Казалось араба, эта неожиданная откровенность застала врасплох. С подозрением глядя на него, он продолжил:
— Ну, раз уж они у вас есть, то отдадите нам. Я тебе компенсирую…
Никколо беспомощно развел руками и возразил:
— Привет! Я еще не сказал, что у меня они были. Через несколько дней я продал их бельгийскому туристу.
Никколо понимал, что дела пойдут к худшему. У него не было времени понимать больше. Железная рука сжала его шею. Тряака с хлороформом заблокировала ему нос и рот. В отчаянии он попытался отодвинуться. Но тот, кто держал его, должен был быть наделен титанической силой. Все запуталось. Его мозг, казалось, закрутился, как мяч в черепе. Его тело стало невесомым…
Араб уложил его спать к его ногам, затем осторожно взял тряпку в мешок из водонепроницаемого нейлонового полотна, который затем засунул в карман[7]. Другой вложил свой маузер в кабуру и сказал:
— Давай поторопимся. Две плоские катушки из белого металла…
— Я говорю.
Они поделились работой и начали поиски. Они шли быстро. Катушки были довольно большого объема. Через несколько минут они завершили обыск мастерской и вошли в магазин.
Вскоре им пришлось столкнуться с фактами. Катушек там не было. Они обыскали карманы электрика и нашли ключи от его квартиры.
— Пойду посмотрю там, — сказал старший. Оставайся здесь и наблюдай за ним. Скоро нам придется дать ему ещё хлороформа; он может проснуться…
— Быстро. Может приехать полиция…
— Пух! В этот час?
Вышел толстый. Другой связал Чезаре запястья и лодыжки с помощью найденного там электрического провода. Затем он вернулся в фургон и обнаружил старый брезент, достаточно большой, чтобы в него можно было завернуть человека. Он был почти уверен, что его сообщник ничего не найдет в квартире…
Толстый вернулся через пять минут, когда Николо Чезаре только что вдохнул, не получив ещё дозы хлороформа.
— Ничего, — сказал он. Абсолютно ничего. Поверить, что этот парень сказал правду?…
Казалось, он колеблется. Его спутник вспоминал:
— Начальник сказал, что надо его забрать.
— Возьмем его.
Они закатали его в старый брезент и схватили узел каждый за один конец. Прохожие на тротуаре не обращали на них внимания. Они загрузили пакет в кузов фургона. Толстяк сел за руль, а его спутник остался. Машина с треском тронулась…
ГЛАВА XI
Cloc!.. Cloc!.. Cloc!.. Cloc!..
Юбер почувствовал, что сходит с ума. Медленно, но верно. Его крепко связали кожаными ремнями на каком-то верстаке, тяжелом и прочном. Жгут на шее держал его привязанным к дереву. Шипы, прыгающие из кусков дерева, прикрепленных к верстаку, не позволяли ему повернуть голову вправо или влево. При малейшем движении одна из острых кромок жестоко жалила его в висок. Влево или вправо. В метре над ним была подвешена старая банка, и с конца куска шерсти одна за другой вырывались капли воды и попадали ему в лоб, точно между двумя глазами…
Cloc!.. Cloc!.. Cloc!.. Cloc!..
С первых же капель мы смеемся над этой старой китайской пыткой, эффективность которой кажется сомнительной. Затем, через двадцать минут, в точке удара образуется своего рода болевой центр, похожий на нервное сокращение. Мы больше не смеемся. Стараемся повернуть голову так, чтобы капли приземлились в других местах. Но острия скручивают вам виски и мешают двигаться.
Cloc!.. Cloc!.. Cloc!.. Cloc!..
Появляется страх. Мы можем повторить себе, что это всего лишь капли воды, и что капли воды никогда никому не причинили вреда… Впечатление, будто в вашей собственной плоти выкапывается яма под действием повторяющихся небольших ударов, постепенно налагается на испуганный ум…
Cloc!.. Cloc!.. Cloc!.. Cloc!..
Изображение небольшой насыпи из песка под желобом. Крошечный кратер, увеличивающийся в ширину и глубину. Все нервы в голове, которые сжимаются и запутываются, как резинки, под воздействием ударов. Миграине, которое начинается от висков до пазух. Ужасно!
Cloc!.. Cloc!.. Cloc!.. Cloc!..
Безжалостный темп. Под горячей кожей пробивается пленка льда. Вода, несомненно, проникает в череп через дыру, которую она только что вырыла. Между глазами, которые со страхом прищуриваются, наблюдая, как враг приближается с каждой новой секундой. Уронить. Капля, убивающая…
Cloc!.. Cloc!.. Cloc!..
— Достаточно! Достаточно! Прекратите!
Хьюберт кричал, и его безумная ярость не была подделкой. Он чувствовал, что не может больше терпеть, не слишком рискуя. Не рискуя потерять всю мотивацию, всю силу воли, всю полезную память…
— Достаточно! Боже!
Ужасное лицо, искаженное косоглазием боли, появилось над ним:
— Вы все еще Ганс Пресслер из Франкфурта? Вы все еще продаете пишущие машинки?
— Нет! Нет! Останавите!
Большая волосатая рука с пурпурными ногтями поднялась до конца шерсти, на который падали смертоносные капли. Внезапно пытка прекратилась, и разрыв был настолько внезапным, эффект настолько ошеломляющим, что Юбер потерял
