солидно — ну чем не ездовая собака?! Дальнейшее в памяти сохранилось отрывками — я сажусь в санки, они летят, вокруг меня снежные вихри, затем темнота. Подруга, откапывая меня из сугроба, от смеха делала это медленно.
— Ой, Оль, ха-ха-ха, вот это зрелище, ха-ха-ха, да тебе с ним в цирке выступать надо! Вот это будет номер!
— Ага. В цирке. Клоуном, — пробормотала я, откашливаясь от снега. Тигр носился рядом в восторге. Ему понравилась новая игра.
Да, сын как в воду глядел, скучно с Тиграшей мне не было. Ещё в дотиграшин период я смеялась над рассказами коллеги по работе про свою собаку. У её собачки мама была боксёром, а папа дворняжкой. «Дворовый роман», — комментировала коллега. Она рассказывала, что пёсик терпеть не мог оставаться один дома. И, когда его всё-таки оставляли одного, он, скучая, отрывался по полной программе. В программу входило: обгрызание обуви (любой), проводов, книг. Высший пилотаж: самостоятельное открывание холодильника и поедание того, что можно было съесть. То, что съесть было нельзя или невкусно, относилось в зал и старательно заворачивалось в ковёр.
Мы хохотали до слёз, слушая рассказы об этом пёсике-затейнике. И мне казалось, что коллега преувеличивает способности своей собаки. Ради красного словца, так сказать. Теперь я поняла, что это было не преувеличение.
Фантазия Тиграши была такой же богатой. Он начал с дивана и кресел. Дважды мне пришлось менять поролон в сиденьях мягкой мебели. Наконец я додумалась. Ход конём — уходя из дому, я ставила на диван журнальный столик ножками кверху.
Среди проказ Тиграши значились также: оторванный провод у утюга, рассыпанный по паласу мешок картошки, съеденный праздничный торт, ну, и прочие мелочи, типа сумок и сапог.
Дочка окончила школу и тоже уехала учиться. Скучно мне не было — мы с Тиграшей не скучали. Я возвращалась с работы не в одинокую, опустевшую после отъезда детей квартиру — я возвращалась туда, где меня очень ждали. Тиграша ждал меня, взобравшись на стул и глядя в окно. В любое время, когда бы я ни приходила, пёс чувствовал мой приход. И, подходя к подъезду, я приветственно взмахивала рукой. В ответ мне в окне махали длинными ушами. А когда я заходила в квартиру — вилялся куцый хвостик, вокруг меня всё носилось, радовалось, умилялось. Меня ждали и любили. За это можно было простить спрятанную под моей подушкой косточку.
Спал Тиграша обычно в кресле. А когда в квартире было холодно, даже умело забирался под накидку на кресло. И тогда, из-под толстой накидки торчал только чёрный нос с одной стороны и куцый хвостик с другой.
Как-то дочка приехала на каникулы. Отопление ещё не включили, и в квартире было холодно. Проснувшись утром, я увидела, что Тиграши в кресле нет. Захожу в комнату к дочери — Тигр спит рядом с ней. Она на боку, калачиком, и он на боку, калачиком. Лапы в стенку дивана упираются. Я возмущённо шепчу:
— Ах, ты, наглец! Ну, такого нахальства я не потерплю! Может, тебя ещё за стол с нами посадить?
Меня явно слышат эти длинные уши, потому что под одеялом начинает быстро вилять куцый хвостик. Но морда неподвижна, глаза закрыты — сплю я, хозяйка. И дочурка спит. Не будешь ведь ты нас будить обоих?!
— Ну, хорошо, хитрец, проснётся дочка, я тебе скажу всё, что я думаю!
Иду на кухню и готовлю завтрак. Через полчаса раздаётся громкий возмущённый вопль дочки. Иду в комнату — она на полу, на одеяле. Тиграша выспался, начал потягиваться и, упираясь своими длинными лапами в стенку дивана, столкнул её на пол вместе с одеялом. Сам понял, что дело неладно и спрятался под кресло. Залезает он туда с трудом, кресло чуть поднимается. Дочка начинает смеяться. Я с ней. Тиграша понимает, что гроза миновала и вылезает — пора на прогулку.
Проснувшись ночью, я обычно слышала Тиграшино похрапывание и понимала: всё в порядке. А однажды, по подъезду шатались пьяные, и я услышала громкую брань и сильный стук в мою дверь. Мне стало страшно. Тиграша медленно подошёл к двери и зарычал угрожающе. Рычанье было низким и каким-то очень раскатистым. Я впервые подумала, что имя «Тигр» подходит моему псу не только из-за окраски.
За дверью воцарилось молчание. Потом протрезвевший голос извинился, и пьяные быстро ретировались из нашего подъезда.
Так и жили мы с Тиграшей. Приезжая домой на выходные и каникулы, ребятишки ласкали пёсика, и сын восклицал:
— Мам, ну посмотри, какой же я тебе хороший подарок сделал!
Тиграша возмужал, стал ещё более мощным и сильным, но сохранил юношескую резвость и по-прежнему таскал меня за собой на прогулке, не давая потерять спортивную форму и вкус к экстриму. В моё отсутствие продолжал проказничать, и иногда, находя очередную косточку под подушкой, или погрызенные тапки, я вздыхала:
— И когда же ты поумнеешь, Тиграша? Когда остепенишься?
Мне в ответ радостно вилял куцый хвостик, и жизнерадостно трепетали огромные уши.
В отпуск я часто отправлялась в паломнические поездки, а Тиграша оставался с сыном.
На этот раз мой духовный отец благословил меня пожить и потрудиться на послушании в Оптиной пустыни в течение длительного времени. Дети мои уже окончили университет в областном городе, остались жить там же, работали, создали свои семьи. В наш маленький городок, умиравший после разорения градообразующего предприятия, они возвращаться не собирались.
На семейном совете решили продать квартиру и на полученные деньги улучшить жилищные условия сына и дочки. Покупатели нашлись, и мне предстояло прощание с домом, где выросли мои дети. О себе и о том, где буду жить сама — безпокоилась мало. Тем паче что во время паломнической поездки в Псково-Печерский монастырь старец схиархимандрит Адриан (Кирсанов) твёрдо сказал мне о будущем послушании в монастыре, чему, правда, сначала я была очень удивлена. Предрёк также потерю работы и смену места жительства — и это уже сбывалось. Да, спустя несколько лет, накануне отъезда в Оптину, слова старца уже не казались мне такими неправдоподобными.
За Тигром приехал сын. С грустью собирала я Тиграшины миски, чашки, достала запасы его еды. Запасов оказалось много, на пару недель. И вот надет поводок и ошейник. Тиграша любит своего второго по старшинству хозяина, любит гулять, он обернулся, посмотрел на меня, я покивала головой, и он охотно поехал в свою новую жизнь. А я ещё долго слонялась по опустевшей квартире.
Ночью просыпалась несколько раз. Никто не сопел и не похрапывал в кресле, и спалось мне плохо. Утром проснулась рано —
