просто так вернуться к этому. Он закрыт до тех пор, пока не соберется городской совет.
— О боже мой! — Я в ужасе смотрю на телефон. — И когда это будет?
— Олив? — Уилл хихикает. — Ты его здорово достала. Они не вернутся на заседание до 18 января.
— О, нет. Боже. — Я чувствую, как кровь отливает от моего лица.
— Уилл, мне нужно, чтобы ты все исправил.
— Он почти подловил меня, — продолжает Уилл, — сказав что-то о мистере Ли и его луковом вулкане, но я на это не купился. Его лицензия приостановлена, и решение будет принято только в январе. Ну, мне пора идти. Сегодня вечером Дот заставляет меня петь колядки с баптистским хором.
Я тянусь к телефону.
— Подожди, Уилл, не мог бы ты просто…
Телефон отключается. Он бросил трубку, а я бросила Хэнка под несущейся грузовик.
Я нажимаю на звонок и жду, пока в воздухе разносятся рождественские гимны. Группа певцов прогуливается по городской площади, направляясь в жилой район города.
— Кто там? — Из динамика доносится мрачный голос Хэнка.
— Я.
В ответ тишина, пока «Украсьте зал» эхом разносится по улице.
— Пожалуйста, Хэнк. Позволь мне объяснить.
Снова тишина. Я жду. Проходит еще минута, прежде чем замечаю движение внутри магазина. Хэнк подходит и отпирает дверь, но не приглашает меня войти.
— Говори, что пришла сказать, а потом уходи. — Он смотрит на меня сверху вниз, и я чувствую запах виски в его дыхании.
— Можно мне войти?
Хэнк настороженно смотрит на меня, затем отступает, чтобы я могла войти внутрь. Сладкие ароматы все еще витают в воздухе, но в магазине стало холоднее.
— Ты сдала меня. — Он закрывает дверь и прислоняется к стене.
— Да. — Я с трудом сглатываю. — Это была ошибка.
Мужчина ударяется затылком о гипсокартон.
— Ты позвонила Уиллу, пока я был в душе, или у тебя хватило порядочности подождать до утра?
— Я звонила не сегодня утром. А два дня назад. Уилл не из тех, кто пунктуален, если уж на то пошло.
Хэнк вздыхает, но по-прежнему не смотрит на меня.
— Ты ненавидела меня так сильно, что пыталась закрыть мой магазин? Чтобы лишить меня средств к существованию?
Чувство вины бьет меня, как удар под дых.
— Да, но это было до того…
— До чего? До того, как я сказал тебе, как сильно ты мне нравишься, какая ты замечательная? И ни разу за все это время тебе не пришло в голову, что ты меня подставила?
Слезы наворачиваются на глаза, потому что он прав.
— Я должна была подумать об этом, должна была сделать что-то, чтобы отменить это. Но ничего не сделала, и теперь не могу это исправить.
— Я не смогу работать до 18 января. Пропущу всю рождественскую суматоху, но мне все равно придется платить по счетам. — Хэнк подходит к прилавку и проводит рукой по мрамору. — Подрядчики придут за оплатой по всем работам, которые они вложили в это место. Я просрочу кредит, и мне нечего будет на него предъявить. Все это исчезнет. Ты получишь то, что хотела.
Его плечи поникли.
По моей щеке катится слеза.
— Должно же быть что-то, что мы можем сделать.
— Мы? — Он опускает взгляд и качает головой. — Я думал, что можем быть «мы». Но я ошибался. Ты не та, за кого тебя принимал.
Как может мое сердце разрываться пополам, когда оно наконец-то стало целым?
— Хэнк, пожалуйста…
— Тебе лучше уйти.
— Мне очень жаль. — Я знаю, что этого недостаточно, но это все, что у меня есть.
Он не смотрит на меня.
Я вытираю слезы со щек и мечтаю найти правильные слова, чтобы утешить его.
— Пожалуйста, уходи.
Жгучая боль проникает глубоко в мои кости, и слезы сильнее текут по щекам. Я открываю дверь и выхожу в холодную ночь.
Глава 13
Моя голова раскалывается, когда спускаюсь в магазин. Утренний свет просачивается через передние окна, и я вздрагиваю от его яркости. Протягиваю руку и включаю кофеварку. Она с бульканьем оживает и начинает свою утреннюю рутину. Обычно в это время я готовил свежие пончики и раздавал их всем своим клиентам. Только не сегодня утром.
Мимо медленно проезжает машина, водитель смотрит на магазин, потом прибавляет скорость. «Закрыто». Так написано на табличке на двери. Это окончательно. Люди входят в студию напротив. Моя грудь болит при мысли о том, что Олив продолжает жить своей жизнью. Думал, что нашел что-то настоящее, что-то стоящее. Я был полным идиотом. Она просто играла со мной.
Я наливаю себе чашку дымящегося кофе и сажусь за один из маленьких столиков. Вчера вечером позвонил своему представителю в городском совете, надеясь на чудо. Все, что она могла мне сказать, это то, что она выступит на собрании восемнадцатого числа. Слышал, как на заднем плане играет музыка. Я остался сам по себе.
Олив. Мои мысли возвращаются к ней, к нашей единственной ночи вместе. Я пытаюсь отогнать воспоминание, но оно слишком свежо. Моя кровать все еще пахнет ею, ванилью и сладостью. Мне приходится постоянно твердить себе, что она жестокая и расчетливая, совсем не такая, какой кажется.
Стук в дверь привлекает мое внимание. Поднимаю взгляд и вижу, что там стоит миссис Рид с сияющей улыбкой на лице.
— Мы закрыты. — Я отпиваю кофе и обжигаю язык.
— Открывай.
— Я не могу. Закрыто департаментом здравоохранения.
— Я знаю это, болван. А теперь открой дверь, пока не позвонила твоей матери. — Она стучит костяшками пальцев по стеклу.
Я взрослый человек, но угроза позвонить маме заставляет меня подняться на ноги. Отпираю дверь и открываю для нее. Она входит и достает несколько сложенных бумаг из своей сумки с леопардовым принтом.
— Вот, возьми это. Одну повесь на стену на видном месте. Другую оставь в своих документах. — Миссис Рид включает свет, и мое похмелье усугубляется. — А теперь принимайся за работу. Я ожидаю коробку пирожных и полдюжины карамельных яблок к тому времени, как закончу занятия. Сегодня днем прибудет еще больше внуков.
Я разворачиваю бумаги и натыкаюсь на слова и официальную эмблему города.
— Это лицензия на ресторан.
— Так и есть. Олив попросила её для тебя сегодня утром. Заплатила пошлину и все такое. Дело сделано.
— Но ведь сегодня же суббота. — Я в замешательстве уставился на неё.
— Когда ты жена мэра, у тебя всегда есть к кому обратиться. Так уж случилось, что ты мне нравишься, и моя семья любит все, что ты
