животе зарождаются бабочки. Волнение вперемешку с предвкушением разливается по венам, провоцируя учащенное дыхание и предательский румянец на вмиг вспыхнувших щеках.
— Привет, — Горелов ставит свой поднос рядом с моим, а сам садится на стул по соседству.
— Привет, — мой голос звучит на пару октав выше обычного. — Спасибо за браслет, — приподняв руку, демонстрирую ему запястье. — Я знаю, что это ты повлиял на Дашу.
— Пустяки, — отмахивается он, а затем осторожно обхватывает мою кисть, пристально рассматривая украшение. — А браслетик и правда зачетный. Тебе очень идет.
— Спасибо, — смущенно опускаю ресницы. — Я снова твоя должница.
— Ну… Раз уж ты сама об этом заговорила… — в его голосе появляются нотки томительной таинственности.
— Что? — оживляюсь я, подгоняемая любопытством.
— Есть один способ вернуть долг, — Мот переходит на шепот.
— Какой?
Он снова улыбается. Дерзко, красиво, с вызовом. А в глазах загорается дьявольский огонек.
— Иди сюда, — манит меня пальцем. — На ухо скажу.
Откидываю за спину волосы и наклоняюсь ближе. В ноздри тотчас забивается сладковато-свежий аромат Горелова, и желудок делает кульбит. Мне нравится, как он пахнет. До дрожи нравится…
Мот тоже подается ко мне. Между его губами и моей ушной раковиной, по ощущениям, не больше трех сантиметров, и это невообразимо будоражит. Размеренное дыхание обжигает кожу и вместе с тем рассыпает по телу мириады крошечных мурашек. Я натягиваюсь струной и невольно посильнее стискиваю пальцами столешницу.
— Я бы хотел еще один поцелуй, — тихий вкрадчивый шепот сводит меня с ума.
Мысли становятся вязкими и медленными. Сознание затягивает хмельным розовым туманом.
— Хорошо, — отвечаю одними губами, едва помня себя от волнения.
— Я бы хотел поцеловать тебя по-настоящему, Ань. Потому что после того раз ты у меня из головы даже погулять не выходишь…
Сердце спотыкается, а с губ срывается судорожный вздох. Ресницы дробно дрожат. В горле першит. Пульс разгоняется до критических значений и сбивается с ритма. До аритмии. До белых вспышек перед глазами.
Я не знаю, как Мот это делает, но очевидно одно: его слова и интонации огнем плавят мое железо. Я не могу ни возражать, ни спорить, ни сопротивляться. Да что уж там… Я не хочу этого делать! Меня тянет к нему, как якорь к морскому дну. И от мысли о том, что это чувство взаимно, за спиной вырастают крылья…
— Я тоже думала о тебе, — признаюсь еле слышно.
— Так, значит, свидание? — Матвей отодвигается, и его голос приобретает привычное хрипловатое звучание.
— Давай, — киваю, хватаясь за ложку как за спасательный круг.
Мне нужно чем-то занять руки. Как-то отвлечься от обезоруживающей привлекательности Горелова, которая начисто парализует ум.
— Чем бы ты хотела заняться? — он тоже делает глоток чая.
Гораздо более непринужденно, чем я.
— Мне без разницы, если честно…
— Нет, так не пойдет, — роняет строго. — Есть что-то такое, о чем ты всегда мечтала, но никогда не делала?
Напрягаю извилины. Но сосредоточиться все равно очень трудно. Особенно, когда в полуметре сидит парень с внешностью молодого бога и невозмутимо планирует наше будущее свидание…
— Ну… Я… — запинаюсь. — Я всегда мечтала научиться кататься на велосипеде, потому что в детстве у меня его не было… Хотя, знаешь, это глупая затея, — спохватившись, мотаю головой. — В детдоме ведь нет велосипеда… Да и откуда ему взяться? В общем, забудь. Мы можем просто погулять… Если ты, конечно, хочешь…
Замолкаю, злясь на себя за скомканную сумбурность речи. Ну почему в присутствии Матвея я становлюсь такой косноязычной? Будто русский вовсе не мой родной язык…
— Как скажешь, — пожав плечами, Горелов принимается за завтрак.
Тоже опускаю взгляд в тарелку и тихо-тихо выпускаю скопившийся в легких воздух. Господи, как же томительно! Нервы совершенно ни к черту…
Надеюсь, к моменту свидания я наконец приду в чувства и перестану трястись как осиновый лист. Не хочется вести себя глупо и испортить то особенное, нежное и хрупкое, что наклевывается между мной и Матвеем…
Глава 15. Матвей
Натягиваю футболку и утираю влажный от пота лоб тыльной стороной ладони. На улице который день стоит сорокоградусная жара. Дышать нечем даже в тени, а уж под открытым солнцем и вовсе ощущаешь себя как в парилке.
И самое обидное, что теперь даже в озере не искупнешься. Недели две назад администрация капитально залатала дыру в заборе, через которую мы втихаря лазали, и с тех пор дорога до водоема стала занимать не пятнадцать минут, как прежде, а целых полтора часа. Пока дойдешь — к чертям собачьим спечешься.
Просовываю ноги в кеды и выхожу в коридор. Твою мать! Как же душно! Хоть под ледяную воду лезь. Прям в одежде.
Притормаживаю у душевых и на пару секунд зависаю в раздумьях. А почему бы, собственно, и нет? Выкручиваю вентиль холодной воды до упора и, нагнувшись, подсовываю под освежающие струи голову. Волосы вмиг пропитываются влагой, и несколько минут я тупо стою под душем, остужая перегревшиеся мозги. Потом распрямляюсь, выключаю воду и, не вытираясь, шагаю на выход.
Думаю, мокрая башка убережет меня от жары. По крайней мере, на какое-то время.
Миную общий двор и выхожу за ворота. Свернув налево, дохожу до продуктового, в котором мы с пацанами периодически покупаем сиги, и огибаю его по кругу.
Стас ждет меня с торца здания, лузгая семечки и задумчиво глядя вдаль. Высокий, тощий, но при этом жилистый. Выглядит безобидно, однако чувствуется, что в драке он далеко не слабак. С локтя в рожу заедет — мало не покажется.
— Здорово, — протянув ему руку, становлюсь напротив.
— Привет, — отвечает на рукопожатие. — Ну че, готов к труду и обороне?
— Готов. Только есть условие.
— Знаем мы твои условия, — сплевывает на землю шелуху. — Передали.
— Так, значит, выгорит?
— Выгорит, не ссы, — ухмыльнувшись, прокатывается по мне оценивающим взглядом. — Ты кататься-то хоть умеешь?
Не умею, но интуиция подсказывает, что тут лучше соврать.
— А че там уметь-то? — выдаю с усмешкой. — Педали крутить много ума не надо.
— Тоже верно, — кивает. — Короче, товарняк пребывает в одиннадцать вечера. Разгружаем впятером. Работать надо быстро и без разговоров. Сделаешь все качественно, будут тебе велосипеды.
— Две штуки, — уточняю на всякий случай.
— Да-да, две штуки.
— Договорились. В одиннадцать буду. Только давай без гона, Стас. По чесноку.
— Ты за кого меня держишь? Я человек слова.
— Тогда по рукам, — снова протягиваю ладонь.
— По рукам. И не опаздывай.
Довольный тем, как прошли переговоры, возвращаюсь в детдом. Надыбать велики посреди лета — задача не из легких, поэтому я рад, что все срослось. Ночь работы — и Анино желание у меня кармане. Не знаю, почему,