2
Себастьян прижимает ладони к глазам. Так никуда не годится! Вместо того чтобы строить план убийства, воображение крутит ему третьесортные фильмы ужасов. Склонившись над раковиной, он плещет себе в лицо водой и берется за кухонное полотенце. Пропитанное Майкиным ополаскивателем, оно не вбирает влагу, а только размазывает ее по лицу. Себастьян замирает, прислушиваясь к холодильнику, шум которого, если хорошенько напрячь фантазию, напоминает отдаленный океанский прибой.
Ночью ему, против ожидания, удалось проспать два часа; разбудил его звонок в дверь. На площадке он увидел Даббелинга. Тот пришел в желтом трико и с какой-то нечеловеческой вежливостью попросил взаймы ножницы для разделки птицы. Себастьян с криком очнулся ото сна, подскочив в постели, и понял, что сидит на кровати весь мокрый от пота. Он снова упал на подушку, закрыл глаза и попытался как можно медленнее пропустить через сознание воспоминания прошедшего дня. В глубинах тела работала бездонная воронка — мощный центр гравитации. Это был страх. Себастьян с удивлением осознал, что способен страшиться всего, — ему страшно было вставать, но страшно и лежать в постели, страшна нескончаемая ночь, но и страшен грядущий день. Ужаснее всего была тревога, как бы своим страхом не накликать еще новую беду. Имя Лиама делало все одинаково невозможным. Итак, первое условие — всячески избегать мыслей о сыне. Отметая все лишнее, он выстроил в мыслях новый порядок. Лиама нет, потому что он сейчас в лагере скаутов. Себастьян воспользуется временным отсутствием семьи, для того чтобы избавиться от соперника. Ему предложен этот мотив, и он намерен действовать в рамках плана, составленного для него шантажистами. «Свобода для меня, — подумал он, — заключается в повиновении, и в этом мой единственный шанс». Его нисколько не смутило, что таким образом он следует одному из самых распространенных заблуждений. Напротив, это принесло ему облегчение.
Открыв глаза, он увидел стоящего в изножье кровати человека. На голове у него был бумажный пакет. При попытке броситься в бегство Себастьян запутался ногами в простыне. Разбив лоб о выступ платяного шкафа, он очнулся в гостиной на кушетке перед включенным телевизором. На экране двигался широкий рот женщины, поющей беззвучную мелодию. Словно незрячий, Себастьян вслепую бродил по квартире. Все вещи жались по углам, затаившись в глухой тишине, которую ты слышишь, когда заложены уши. Он подозрительно ощупал листья растения в горшке, повертел в руках лежащие на виду письма, проверил порядок на книжных полках и убедился, что все, как и прежде, на месте. На пути в ванную он заметил необычное вздутие под покрывалом на кровати. Осторожно подойдя ближе, он понял, что возвышающийся предмет поднимается и опускается в одинаковом ритме с его дыханием. Он откинул покрывало и увидел собственное лицо с вытаращенными глазами и губами, растянутыми в мерзкой ухмылке. Внезапно последовал резкий толчок, разделивший пространство и время, и Себастьян очутился в постели на месте своего двойника. Он впился себе ногтями в ляжки, стал бить ладонями по стене, пока не почувствовал боль, поднялся с кровати и раздвинул наконец занавески. Над крышами соседних домов забрезжила зеленоватая полоска рассвета.
После душа первое впечатление, оставшееся от ночных пробуждений-недопробуждений — будто бы он находится в плену какого-то мира, в котором сбились все границы, — никуда не ушло. Хуже всего было то, что в целом свете у него нет ни-ко-го, кто помог бы ему выбраться из этой ловушки. У него нет ни-ко-го, с кем можно поговорить, ни-ко-го, чтобы спросить, не приснился ли ему вообще весь вчерашний день. Или же, напротив, все, что произошло на автозаправочной станции у шоссе А81, было явью, к которой он пробудился после десятилетий, проведенных во сне. Реальность, подумал Себастьян, — это соглашение между миллиардами сторон. Его вынудили расторгнуть это соглашение в одностороннем порядке. Поэтому утреннее пробуждение ничего уже не гарантировало. Ему не оставалось ничего другого, как принять новый день без сертификата, удостоверяющего его реальность.
Холодная вода вернула телу ощущение силы. С трудом он подавил в себе желание немедленно броситься в кабинет и уничтожить все свои теоретические записи, внезапно показавшиеся ему дьявольским наваждением, нацеленным лишь на то, чтобы навести путаницу во времени и пространстве, а тем самым подорвать основу, на которой зиждется здравый смысл и рассудок. Ровно в восемь он набрал номер скаутского лагеря в Гвиггене и извинился за то, что сын не приехал, потому что заболел гриппом. Девушка с австрийским акцентом сообщила, что заплаченные за Лиама деньги не могут быть возвращены. Себастьян на это не вскрикнул, не взвыл, а просто сказал «до свидания».
После такого удачного начала Себастьян решил сперва заняться поврежденным «вольво». Ему потребуется надежная машина, да и отвлечься на чисто бытовые заботы было даже приятно. Поэтому он сел в машину и направился в город мимо декораций, в которых разворачивается действие постановки под названием «Утро понедельника»: мимо молодых людей в деловых костюмах, которые с портфелями на багажнике катят на велосипеде по улицам, напряженно стараясь всем своим видом выражать радостное настроение в связи с хорошей погодой. По пути он принял для себя три главных принципа, которыми будет руководствоваться в ходе своей предстоящей деятельности. Максимум двадцать четыре часа на планирование. Столько же на исполнение. Стопроцентная гарантия успеха.
Разумеется, нужно будет позаботиться и о том, чтобы оставить как можно меньше следов, однако это уже находилось в туманной области вероятного и не рассматривалось им как непременное условие.
Автомеханик с конским хвостом на затылке и в никелированных очках, подергав за торчащие провода зажигания, поздравил Себастьяна, что ему еще повезло, мог бы и вообще лишиться машины. Себастьян оставил вопрос о везении и невезении открытым и договорился, что вернется через час. Зайдя в булочную, он устроился с чашкой кофе за стоячим столиком. По радио шла передача о реформах, которые предполагает провести правительство. Хозяйка магазинчика продавала булочки, называвшиеся диетическими, и обсуждала с покупателями предстоящий апокалипсис. Единственным преимуществом Себастьяна в его положении было то, что его все это уже совершенно не касалось. Он расплатился. Забрал свою отремонтированную машину и по случаю проводимой в мастерской акции получил ее вдобавок еще и в помытом и почищенном виде. Даже багажник не забыли пропылесосить.
На часах уже начало первого. Себастьян вешает на крючок кухонное полотенце и выходит на балкон. Солнце стоит над коньком крыши, на дворе между деревьями вырисовывается квадратное пятно света. По каменным плиткам не спеша прогуливается кошка, посреди двора она валится на бок и вытягивает кверху заднюю лапку, собираясь вылизываться. Вид перед глазами ясен и прост; вылазка в город пошла Себастьяну на пользу. Между тем он ни на шаг не приблизился к своей цели — составлению четкого плана. Любая попытка подобраться к Даббелингу заканчивается полным фиаско. Хорошо хотя бы, что при мысли о Даббелинге он испытывает не жалость, а ненависть. У Себастьяна такое чувство, будто тот каким-то таинственным образом виноват во всем, что случилось. Себастьян не позволяет себе из соображений морали бороться со столь полезным заблуждением. И тому обстоятельству, что у Даббелинга нет ни жены, ни детей, он рад не из человеколюбия, а по причинам логистического характера.
