только тонкими лучами лунного света, проникающими сквозь шторы. Каждый мускул дрожит от затяжного приступа страха, пульсирующего в моих венах. Я провожу дрожащей рукой по влажному лбу и заставляю себя дышать медленно.
Просто кошмар.
Прерывисто выдыхая, я ложусь обратно на подушку, но замираю от странных звуков, доносящихся откуда-то. Глухой удар. Тихий стон.
Перекидывая ноги через край кровати, я направляюсь к двери, приоткрывая ее ровно настолько, чтобы увидеть мужчину, стоящего у стены, его брюки низко спущены на бедра, обнажая большую часть его задницы. Стройные ноги торчат по обе стороны от его спины, пальцы на ногах выкрашены в красный цвет, и я прослеживаю их длину до рыжеволосой девушки из бассейна ранее. Когда мужчина слегка поворачивает лицо, я лишь мельком вижу профиль Генри, прежде чем отступить в тень.
Улыбка растягивается на лице рыжей, когда она откидывает голову назад, прислоняясь к стене, явно очарованная происходящим. Кажется, она ни в отчаянии.
Вот и все, что нужно, чтобы не трогать девочек.
Теперь понятно, почему он остается здесь. Ему не нужно брать то, что дается так свободно.
Часть 7
Часы сливаются в дни, растрачиваемые впустую в своего рода обжорстве, которое кажется неуравновешенным. Мадам Бомон приходит и уходит, иногда с несколькими девушками, иногда только с несколькими своими мужчинами. Из-за ее скудости практически невозможно получить какие-либо ответы, и к концу недели я отказалась от попыток. Единственное, что я узнала о ней за время, проведенное здесь, это то, что она, похоже, одержима коллекционированием редкого и необычного, одержима римской эпохой, учитывая ее выбор в книгах и искусстве, и верит в своих мужчин гораздо больше, чем это имеет смысл.
Во время ужина все заняты своими делами, поэтому здесь не собираются на пир, как в большинстве домов в Шолене. Блюда подаются в комнаты слугами, которые следят за тем, чтобы после этого блюда были быстро убраны. Мои шансы пообщаться с мадам Бомон практически равны нулю.
По утрам я читаю за чашкой кофе, мои глаза постоянно настороженно следят за мужчинами, чьи взгляды я ловлю, когда они думают, что я не смотрю.
Тем не менее, ни один из них не действует на то, что заставляет их пялиться.
Девушки в основном держатся особняком, что меня вполне устраивает, за исключением того, что они тоже не в состоянии дать много объяснений всему этому.
Может быть, Ясмин права. Может быть, я должна быть благодарна за те немногие благословения, которые выпали на мою долю.
В конце концов, это райское место. Оазис для любого, кто пытается выжить в Мертвых землях.
Однако я чувствую, что просто существую здесь, выжидая время для чего-то, чего не вижу на горизонте.
Как будто мир за пределами этого комплекса больше не существует, все здесь, кажется, радуются странной простоте. Ленивое удовольствие от еды и питья, которые подаются в изобилии и растрачиваются впустую таким образом, что противоречит окружающему голоду.
Хотя жизнь в Шолене в чем-то похожа, по крайней мере, мы осознаем, что находится за стеной, и по-прежнему боимся того дня, когда наши барьеры могут рухнуть перед лицом чего-то более сильного.
От гедонизма этого места колени моей матери кровоточили бы от горячей молитвы.
Иногда я скучаю по ней. Даже если она может быть властной и неразумной, ее объятия были утешением, когда я чувствовала себя потерянной.
За исключением того момента, когда умер мой отец. Трагедия каким-то образом усилила ее объятия, сделав ее еще холоднее.
Я смахиваю капли воды со своей кожи и отжимаю пропитанный влагой край футболки. Поскольку я выросла на близлежащем озере, я привыкла плавать и наслаждаюсь свободой заниматься этим во второй половине дня. Но пока остальные плавают топлесс, я выбираю длинную футболку, которая не только прикрывает мое тело от посторонних глаз, но и защищает мою кожу от палящего солнца, которое палит бесконечными лучами нестерпимого жара.
— Я вижу, тебе нравится мой дом.
При звуке голоса мадам Бомонт я оборачиваюсь, с нетерпением ожидая возможности снова поговорить с ней.
— Здесь удобно.
— Мне приятно это слышать. Я бы хотела, чтобы ты сопровождала меня в моей следующей экскурсии в город.
Город? Какой город?
— Когда это может быть?
Обмахиваясь веером, она плюхается на один из шезлонгов у бассейна рядом со мной.
— Через несколько дней. Раз в шесть месяцев мы собираемся на большом стадионе. Мужчины из ульев с далекого севера приходят с сокровищами, чтобы получить возможность провести время с моими девочками. Ты придешь как мой гость.
— Для чего они собираются?
— Игры.
— Какие игры?
— Это спортивное мероприятие, где мужчины демонстрируют свою мускулатуру и хвастаются размером своих членов. Но для нас? Это обвал бизнеса. Это случается один раз зимой и один раз в летние месяцы.
Я смотрю туда, где капля воды на бетоне тает от испарения солнца.
— Спортивное мероприятие. Как Олимпийские игры?
— Ты знакома с Олимпийскими играми?
— Мы изучали это.
— Полагаю, ты могла бы сказать, что это похоже. Махнув рукой в знак отказа, она, кажется, нетерпелива к моим расспросам.
— Конец недели. Ты увидишь, как эти штуки здесь работают.
Наконец-то. И, возможно, я получу несколько столь необходимых ответов.
Темнота окутывает мою комнату, когда я лежу на боку, глядя на раскачивающиеся пальмы.
По общему признанию, если это и торговля людьми, то уж точно не те ужасающие истории о прикованных в подвале цепях, о которых я читала до Драги. На самом деле, это странно мирно.
Ничто не сравнится с «железным кулаком церкви», куда я направлялась в течение на следующих пяти лет.
Мои мысли возвращают меня на два года назад, к истории, рассказанной младшей сестрой одной из девушек в моей общине, о том, как мать Чилсон отказывала в еде, когда девушка усомнилась в одной из ее историй об апостолах. В течение семи дней ей не давали ничего, кроме воды и единственного ломтика хлеба.
Эта альтернатива, безусловно, ничем не лучше этой, и снова я не могу не задаться вопросом, что бы сказал мой отец, если бы он был здесь.
Тихий стук в дверь напрягает мои мышцы. Раньше никто не заходил в мою комнату так поздно, и, когда свет заливает комнату, я смотрю на отражение в окне, отмечая маленький силуэт, прокрадывающийся через приоткрытую дверь.
— Талия. Шепчущий голос Ясмин разносится по комнате, и я поворачиваюсь на кровати, чтобы обнаружить, что она на цыпочках приближается ко мне, одетая в яркую ночную рубашку бирюзового цвета, которая плохо скрывает ее в тени.
— Послушай меня… есть кое-что, что ты должна знать об играх…
Задетая ее комментарием, я откидываюсь на подушки, и только тогда я замечаю, как ее брови приподняты, а в глазах застыл страх.
— Что это? Спрашиваю я, похлопывая по матрасу, чтобы
