бери, ешь, — и с этими словами она протянула мне огромную ложку.
Ещё раз, невольно взглянув в окно, увидел, что кот сидит, прислонившись к пеньку, а дети, уютно уместившись в его объятиях, слушают рассказ. Видеть девчонок такими тихими и спокойными было очень непривычно.
— Пускай поспят, — сказала Ядвига Ивановна, наливая чаю из самовара. — Мы их потом покормим.
— А Емеля где? — успокоившись, спросил я, возвращаясь и душой и телом к гостеприимному столу. — Помнится, у него был свой туристический бизнес?
— Да какой там бизнес, озорство одно. Поигрался и забыл. Теперь в Москве вместе со своей лягушкой.
— Как в Москве? Так Ванюша теперь без родителей у бабушки растёт?
— Почему без родителей. К вечеру будут.
— Как к вечеру? Даже на самолёте не налетаешься.
— Дружок, да какой самолёт? Ты же печку видел. Ковёр самолёт по случаю прикупили на Али-экспрессе. Да вот там же дверь взяли, через которую мы сюда вошли. Правда, временами глючит. Что поделать китайская. У Али много интересных вещей, но временами такие подделки появляются!
— У какого Али? На Али-экспрессе?
— Я и говорю у Али. Он как на принцессе женился, так своё дело открыл. Стартовый капитал появился, а сидеть без дела не может. Путешествовать Жасмин не пускает. Как забеременела, так дальше порога никуда. Али сначала заскучал, а затем своё дело открыл. Да ты ешь колобка-то, — добавила она, снимая поднос с мучным изделием с подоконника и ставя его на стол.
— Нет, спасибо, — поблагодарил я, — мне прошлого раза хватило.
— Да, тогда тебе озорной попался, на этом и погорел. Сбежал, да решил, что бессмертный. Так достал лису, что она, не смотря на изжогу, проглотила его, лишь бы только замолчал. Так он потом ещё три дня из её живота матерные частушки пел. Совсем лису опозорил.
Так мы с Ядвигой Ивановной сидели за столом, попивая чай из самовара со сметанкой и вареньем. Варенье, надо сказать, было очень вкусное, так что сам не заметил, как приговорил целую банку. Про сметану и разговора нет. Просто чудо! Поскольку колобка есть не стал, то Ядвига Ивановна поставила на стол пироги с лесными ягодами.
— Хорошо-то как у вас! Лес, свежий воздух. И город буквально под боком, — еле вымолвил я, допивая очередную чашку чая.
Тут заскрипела входная дверь и показалась мохнатая лапа. За ней в горницу вошли ещё не совсем проснувшиеся дети. Девчонки сразу подошли и носами уткнулись мне в бок. Посадил их на коленки, и они сразу спрятали свои носики на плече.
— Ну, что? Выспались? Спасибо, — добавил я, полностью вошедшему в горницу коту.
— Обращайтесь, — промурлыкал тот и разлёгся прямо на полу.
Ядвига Ивановна принесла ему из чулана крынку сметаны, больше похожую на тазик. Баюн не стал сразу «приговаривать» еду, а только положил её около своего носа и обхватил миску огромными лапами. В его лапах миска уже не казалась тазиком.
— Будете кушать? — спросил внучек, уже оправившихся ото сна. Они, ещё немного стесняясь хозяйки, дружно закачали головами. Впрочем, я и не ждал, что они откажутся от еды. Несмотря ни на что, девчонки сразу заметили вкусняшки на столе.
Пересадив их с коленок на скамейку рядом с собой, с удивлением заметил, что внучки сидели за столом ровно, как и положено. Ни выше, ни ниже. Ядвига Ивановна перед каждой из них поставила в небольшой мисочке сметанки, дала по деревянной ложке, в кружке молока и… по колобку. Причём, колобки при этом удивлённо моргали.
Карина, увидев такого моргунчика, ткнула его пальцем, на что колобок рассмеялся:
— Щекотно!
Карина удивлённо посмотрела на меня, затем снова на колобка опять ткнула его пальцем.
— Щекотно, — завозмущалось мучное изделие, — будешь есть, так ешь, а пальцем чего тыкать.
Я запереживал за Карину, но она, вместо того чтобы испугаться, громко рассмеялась. А Диана схватила двумя руками колобка за румяный бок и запихала себе в рот, откусив при этом довольно большой кусок. С откушенным боком колобок превратился просто в булочку. Больше не моргал и не возмущался. Карина заревела, да так громко, что кот Баюн, уже начавший было засыпать, проснулся и громко мяукнул.
Карина перестала плакать, а Ядвига Ивановна ловко подложила ей другой колобок.
Пока мои внучки фокусничали, Ванюшка привычно набивал за обе щёки и сметану, и варенье, и колобки, едва успевая их пережёвывать.
После обеда я начал собираться.
— Ох, Ядвига Ивановна, у вас, как всегда, всё очень вкусно, но, как говорится, пора и честь знать. Нас, наверно, уже потеряли. Спасибо вам за всё!
— Увидимся ещё, не переживай, — смахнула невольную слезу баба Яга.
— Емеле с женой привет. Хороший пацан у них растёт. Наверно, весь в папку будет, бизнесменом. Так сказать, дело отцовское продолжать.
— Нет. Он же Иван-царевич. А то… Но до этого ещё дожить надо. Вот Емеля и старается. Это ж надо вырастить, выучить, царство купить. А то, как же.
— Ох, Ядвига Ивановна, у меня, похоже, крышу сносит.
— Так я ж говорила, попросту, баба Яга.
— Что вы тут потеряли, папаша? — было первым, что услышал, выходя из подвальной двери на улицу, — детишки могли бы пописать и под кустик.
— Мы не пописать, — бросил я докопавшейся до меня женщине, вытаскивая упирающихся внучек на белый свет.
Мы прошли на детскую площадку, и нашли свою коляску.
— Всё, погуляли. Пошли домой, — сказал я девчонкам.
— Мами, — подсказала мне Диана.
— Да, к маме, — подтвердил я.
Карина, подойдя к коляске, положила на своё сиденье… колобок. Мне даже показалось, что он открыл глаза, улыбнулся и подмигнул. Я встряхнул головой. В коляске лежало обыкновенное мучное изделие, правда, испечённое Ядвигой Ивановной.
СКАЗКА 7
Начинался очередной день сидения дома в сидячей забастовке против коронавируса. Давно уже началось лёгкое подташнивание от телевизионных программ, где ужастики в новостях про эпидемию перемежались с бездарно-развлекательными и ещё более ужасными аналитическими программами, которые приводят в бешенство. «Пятая точка» превратилась в одну большую мозоль. Интернет, хоть как-то спасавший первое время, тоже пресытил. Хотелось свободы, глотка воздуха. Редкие походы в магазины или «вынести мусор» не смогли восполнить ни физиологические, ни моральные потребности. А сегодня с самого утра день обещал быть чудесным. Солнце радовало весенним теплом. На небе ни единой тучки. В другое время на детской площадке не было бы свободного места. А сейчас развеваются красно-белые ленты ограждения.
Посмотрев печальным взглядом на всё это безобразие, я спросил жену:
— Может, прогуляемся куда-нибудь?
— Прогуляемся? Ну, давай. А куда?
— Хотя бы до «Пятёрочки», — тоскливо предположил я, представив опостылевшую дорогу, так сказать
