человеку — лекарю, как догадался Крисп.
Марцелл тоже направился на корму корабля.
И Крисп остался у двери каюты один.
Море по-прежнему было гладким, ленивым. «Тень молнии» продолжала движение без парусов.
— И — ра-аз! И — ра-аз! — медленнее, чем вчера командовал гребцами келевст.
В дальнем конце корабля началось какое-то движение. Два матроса пронесли к борту тяжелый продолговатый предмет и бросили в море.
Гребцы проводили его хмурыми взглядами, а затем подняли весла и, несмотря на крики келевста, несколько мгновений не опускали в воду. Потом, как ни в чем не бывало, продолжили грести, но сидели на своих скамьях необычно злобные и подавленные. Там у них явно что-то случилось.
«А что, если они готовят бунт?..» — вдруг насторожился Крисп.
Он поднял щит, оперся на копье и, приняв, по его мнению, самую боевую позу, покосился в сторону носа судна: видят ли его с боевым оружием и щитом его рабы? К сожалению, Сувор разговаривал с дочерью, убеждая ее в чем-то. Они спорили и не обращали на него никакого внимания.
Зато Млад смотрел на него восторженными глазами.
Крисп важно — видал, какой у меня меч? — подмигнул ему и перевел взгляд на корму. Там тоже разгорался спор — между отцом Нектарием и философом. Эллин все больше горячился и размахивал руками, доказывая свою правоту. Пресвитер, напротив, говорил, как всегда тихо и спокойно. Его ответы, судя по реакции пассажиров, были более убедительными, чем вопросы философа. Что думал отец, Крисп так и не смог понять. Лицо Марцелла было бесстрастно. То ли он надел на него такую маску, то ли с одинаковым интересом слушал обоих.
2. Крисп растерялся. Он не знал, как ему поступить…
Крисп поправил висевший у самых колен тяжелый меч и придирчивым взглядом часового продолжил осмотр палубы.
В центре корабля тоже было не совсем спокойно. Там, стоявшего на капитанском помосте, Гилара осаждал Плутий Аквилий. Крисп различал лишь отдельные слова. Но и без них было понятно, что Плутий, льстиво называя капитана навархом, уговаривал оставить его на судне. Капитан решительно возражал, потом предложил что-то Плутию, показывая на скамьи гребцов, от чего уже тот наотрез отказался. И наконец до Криспа долетел конец последней фразы Гилара:
— … и не подходи ко мне больше с этим!
Плутий вынул свой платок и вытер им вспотевший лоб.
«Даже волшебный платок не помог!» — усмехнулся Крисп.
Он скользнул глазами по скамьям гребцов, замечая, насколько устали эти большие, сильные люди… немного задержался на пассажирах, где философ, потеряв свое стоическое спокойствие уже готов был изломать о колено свою, повидавшую, наверное, полмира, трость… оглядел по-прежнему не замечавших его рабов… А когда снова посмотрел на капитанский помост — там уже никого не было. Раздосадованный Плутий стоял у дальнего борта. А Гилар вился около отца и о чем-то просил. Марцелл, морщась, что-то коротко бросил в ответ и махнул рукой в сторону… сына!
Крисп подумал, что ошибся. Но Гилар, пройдя к его рабам, приказал Сувору следовать за ним и, действительно, подошел к нему.
— Послушай, Крисп, — сказал он с видимой неохотой, что ему, капитану императорского судна приходится просить мальчика, пусть тот даже сын его временного начальника, — у нас ночью умер гребец, и новая смена должна работать в неполном составе. Сдай мне в аренду своего раба!
— Как это — в аренду? — не понял Крисп.
— Очень просто! На время плавания он будет в полном моем подчинении — гребцом, а ты получишь за это деньги!
Крисп нахмурился и отрицательно покачал головой. Гилар с недоумением посмотрел на него и принялся уговаривать:
— А еще я разрешу тебе стоять на капитанском помосте, сколько захочешь!
— Нет!
— Он же ведь все равно бездельничает!
— Ну и что? Все равно не дам! — решительно отказал Крисп.
— Тогда, по прибытии в порт, я должен буду сообщить властям, что вместо того, чтобы способствовать скорейшей доставке важнейших эдиктов, вы с отцом наоборот всячески препятствовали этому! — с угрозой предупредил Гилар.
Крисп растерялся. Он не знал, как ему поступить. Не дать раба — значит, подвести отца. И уступить Гилару — он тоже никак не мог…
К счастью его выручил сам Сувор, который, выслушав разговор, молча направился к скамьям гребцов. Здесь он сел на свободное место и взялся за отполированное до блеска руками многих невольников весло — единственный из всех рабов без оков на запястьях. Со стороны — ни раб, ни господин…
Крисп выдохнул с облегчением, и тут же испуганно посмотрел на Злату: заметила ли та, что ее отец сам принял это решение или подумала, что это он, послал его выполнять тяжелую рабскую работу.
Но девушка по-прежнему не обращала на него внимания. Она, не отрываясь, смотрела на своего отца так, словно пыталась помочь ему взглядом. Потом к ней подбежал Млад, стал говорить что-то на языке жестов.
«Скорей бы полдень, чтобы смениться, и всё объяснить ей!» — начиная уже ненавидеть оружие, которым так гордился совсем недавно, вздохнул Крисп. Но солнце, под стать ленивому морю и небу, не торопилось подниматься в зенит.
Гребцы, почти уже не слушая келевста, затянули свою унылую, с одними и теми же, повторяющимися словами, песню.
Пассажиры продолжали слушать спор, в котором уже говорил только отец Нектарий, а философ, очевидно, исчерпав все свои аргументы, молчал.
Матрос-повар готовил обед…
Казалось, что на всем этом корабле никому не было дела до Криспа.
Только раз мимо него прошел бесцельно слонявшийся по палубе Плутий и поинтересовался, не слишком ли рано он начал карьеру Александра Македонского?
Крисп, обрадовавшись нечаянному собеседнику, подробно объяснил все, как есть.
В скучных глазах Плутия неожиданно проснулся интерес.
— Как ты сказал?.. Лекарь, снадобья?! — живо переспросил он и, оставляя опять Криспа в полном одиночестве, быстрыми шагами направился на корму, где вскоре заговорил о чем-то с греком в плаще, который совсем недавно лечил заболевшего воина…
3. Девушка вскрикнула, точно это ударили ее саму…
Снова невыносимо медленно потянулось время.
Палило солнце…
Оттягивал бок меч…
И, когда уже стало казаться, что так будет вечно, на смену Криспу неожиданно пришел выспавшийся и посвежевший воин.
… За обедом отец вручил сыну полновесный серебряный денарий.
— Что это? — удивился тот.
— Как что?! Дневной заработок легионера, независимо, поход это, строительство лагеря или сражение! — торжественным тоном объяснил Марцелл.
На монете был изображен Геренний Этруск. Крисп улыбнулся ему как старому знакомому и перевернул денарий на другую сторону: здесь цезарь был изображен во весь рост, а надпись гласила, что он является вождем молодежи.
— Совсем ты у
