— В белый свет как в копеечку. Впрочем, нет. Один раз все-таки попал. В соседнюю мишень. Все. Перерыв двадцать минут.
Инструктор подхватил карабин и винтовку с оптическим прицелом и вышел из тира.
— Я не могу с ним работать, — доложил он по телефону майору Проскурину.
— Почему?
— Он не обучаем. — Совсем?
— Совсем. То есть из дробовиков он стрелять, конечно, может и, наверное, даже попадать. Из боевого оружия — нет.
— Может, попробовать еще?
— Попробовать можно. Обучить нельзя. Он боится оружия.
— В каком смысле?
— В прямом. Он боится, что оно может выстрелить. И поэтому зажмуривается, когда нажимает на курок.
— Ну хорошо, общие вопросы вы проработать успели?
— Общие — да. Танковый пулемет от охотничьего ружья он отличит. Зарядить винтовку сумеет. На предохранитель поставит. Если не забудет. А дальше... Дальше сомневаюсь.
— Ладно. Через полчаса буду в тире. Расскажешь подробнее, что там у вас за проблемы.
Через полчаса майор Проскурин наблюдал за обучением новоиспеченного курсанта.
— Оружие к бою! — скомандовал инструктор и нажал на кнопку секундомера.
Гражданин Иванов сунул правую руку за борт пиджака, нащупал, ухватил рукоять пистолета, выдернул его из подмышечной кобуры и уставил в инструктора.
— Выстрел!
— Предохранитель сними, — вздохнул инструктор. — И ноги расставь. Сколько раз я тебе говорил.
— Ах, ну да!
Иван Иванович снял предохранитель и расставил ноги.
— Не так широко. А то штаны порвешь.
Инструктор развернул циферблат секундомера в сторону майора и многозначительно посмотрел на него.
— Данное упражнение отрабатывалось на пяти занятиях.
— А как огневая подготовка?
— В заднюю стену тира уже попадает. Майор оценил размеры задней стены.
— Скажите, вы можете поверить, что он собственноручно убил два десятка бойцов?
— Нет. Конечно, нет!
— И я не могу. А надо, чтобы поверили. Все поверили!
— На огневой рубеж!
Иванов отстрелял десять обойм и попал в мишень только один раз.
— Вы в армии служили? — спросил майор.
— Нет. Меня комиссовали. У меня плоскостопие.
— А оружие в руках когда-нибудь держали?
— Да. Пневматическую винтовку. В тире.
— Попадали?
— Нет. Там кругляши маленькие. Инструктор сдержанно хмыкнул.
— Значит, так. Снайпер из него действительно не получится. Но должен получиться стрелок, похожий на снайпера. Вы поняли мою мысль?
— Нет.
— Он может не стрелять, но должен уметь держать винтовку, заряжать ее, прицеливаться и нажимать на спуск, как настоящий снайпер. Как суперснайпер! Он должен уметь держать и заряжать автомат, пистолет, гранатомет, наконец.
— Но я не могу. Я обучаю стрельбе. А здесь... Я не сумею научить изображать снайпера человека, который не умеет стрелять!
— Сможете! Приведите сюда пару-тройку ваших лучших учеников и попросите их разбирать и собирать оружие, снаряжать магазины, занимать боевые позиции, прицеливаться, стрелять. И заставьте его повторять все их движения. С абсолютной точностью! Заставьте повторять его эти движения тысячекратно, пока они не станут рефлексом.
— А как же обучение стрельбе?
— Обучение стрельбе желательно, но необязательно. Стрелять он все равно не научится. Задача ясна?
— Так точно.
Майор повернулся к виновато улыбающемуся Иванову.
— Какие у вас следующие по расписанию занятия?
— Приемы рукопашного боя.
— Тогда идемте.
Когда Иванова увидел инструктор рукопашного боя, он заметно погрустнел.
— Переодевайтесь. И на татами, — приказал тот Иванову.
— Как он? — спросил майор, уже догадываясь об ответе. Полину инструктора догадываясь.
— Нормально. Если не принимать во внимание, что он боится ударов. И боится бить.
— И зажмуривается...
— Да. Зажмуривается. Откуда вы знаете?
— Догадался.
На татами в мешковатом, торчащем во все стороны кимоно вышел Иван Иванович.
— Спарринг.
В течение десяти минут инструктор ронял, переворачивал и возил мордой по татами своего ученика. Отчего тот вскрикивал, подвывал и просил пощады.
— Ну вы сами все видели, — подвел он итоги боя.
— Можно мне попробовать? — попросил майор.
— Валяйте.
Майор Проскурин снял обувь и встал на татами.
— Я ваш противник. Я собираюсь напасть на вас. Но вы должны напасть первым, — дал вводную он. — Начали. Ну!
Иван Иванович стремглав бросился на противника, выставив вперед кулаки. Но промахнулся, раскатившись по полу. Поднялся, снова атаковал, но налетел лицом на неудачно выставленную руку. Снова встал и снова промахнулся, и упал.
Зрелище было плачевное. Иван Иванович боялся ударить.
Потому что боялся получить сдачи.
— Вы с ним жесткие спарринги проводили?
— Проводили.
— Какой результат?
— Море крови, соплей, слез и жалоб. Как в детской драке.
Болевая устойчивость — нулевая. Воля к победе отсутствует. Сила воли — ниже нижних пределов. Несмотря на все наши усилия, его способен одолеть — любой среднестатистический дворовый хулиган.
— Ладно. Понял. К бою!
Иван Иванович угрожающе выставил вперед кулаки. Майор Проскурин подошел к нему и сильно ударил в правую скулу.
— Защищайся и атакуй!
Зашел с другой стороны и ударил в левую скулу.
— Я сказал — защищайся и атакуй.
Перчатка майора впечаталась Ивану Ивановичу в глаз, и кровь из лопнувшей брови густо потекла по лицу неудачливого бойца.
— Брэк, — сказал инструктор.
— Никаких брэков! — осадил его майор.
— У него бровь рассечена! Он тут сейчас мне все кровью зальет.
— Сам зальет. Сам подотрет. К бою! Защищайся и атакуй. Жесткий удар пришелся Ивану Ивановичу в солнечное сплетение. Затем в грудь. В голову. В живот.
— Атакуй, я сказал. Атакуй!
— За что? За что вы меня бьете? — хныкал Иван Иванович, прикрываясь, как мог, от разящих ударов. — Вы же так убьете меня.
— Убью! Или ты научишься защищаться! Новый удар пришелся Ивану Ивановичу в губы.
