себя, хорошо?
Мы попрощались скупо, как-то сухо, и Димка убежал, оставляя меня в одиночестве в двухкомнатной квартире. Можно было бы съехать, но рента была уплачена за год вперед, поэтому я осталась жить, стараясь не падать духом.
12.2
Работа в ресторане, учеба, по выходным прогулки в парке, в том самом, где когда-то Витя носил меня на руках. Подкармливая уток, я всегда почему-то вспоминала о Шестакове, о тех минутах счастья, что он подарил мне. Сердце тосковало, пусть и разрывалось от обиды, но я старалась забыть прошлое, старалась жить будущим, ведь черная полоса не может длиться вечно.
Поэтому, когда сегодня в проеме двери увидела Люкова, немного даже растерялась от неожиданности.
Он снова здесь, дома, стоял себе, улыбался, одаривая теплотой. Удивительное дело, как этот уличный мальчишка умел появляться в нужное время.
Я, не разуваясь, ринулась к Люкову, прижимаясь к его груди. От Димки пахло картошкой с луком и немного цитрусом, видимо, парфюм еще не выветрился.
Он приобнял меня, словно маленькую девочку, щекоча дыханием кожу. Мы были друг для друга почти братом и сестрой, полноценной семьей. Я думала, так не бывает, совершенно посторонние люди не могут в один день сблизиться, но у нас с Димой было много общего. Его тоже бил отец, пока Люков не вырос и сам не избил родителя. Мать умерла еще при родах, а больше никакой родни у него не было. Дима рос одиноким, никому не нужным ребенком. Он часто ввязывался в драки, воровал еду, порой чуть не умирая с голода. Иногда люди его жалели, протягивали шоколадку или кусок хлеба. Димка ненавидел жалость, он никогда не брал подачки, предпочитая ходить голодным.
В четырнадцать связался с какой-то компанией, которая затащила его в «черный» мир нелегальных денег и опасностей. Люков презирал богачей, считая их мусором, что танцует на костях простых смертных. Однако спокойно работал на этот самый мусор, брал деньги, развивался. Он много читал, слушал лекции Гарвардского вуза на ютубе, пытаясь восполнить недостающие знания, подкармливал бездомных собак и кошек, помогал дворовым мальчишкам, которые попадали в беду.
Позже я поняла, что во мне Димка увидел себя в детстве. Наверное, поэтому и протянул руку помощи, а потом просто привык. Мы больше не были одинокими, ведь когда в мире есть хоть один человек, которому на тебя не плевать, как-то и дышать проще.
– Мне кажется, ты стала ниже, – с усмешкой произнес Люков, отступая на шаг.
– А мне кажется, твои мышцы пропали. Ты перестал заниматься?
– Один – один. Разувайся, я тут картошку приготовил. Посолишь, а то я вечно пересаливаю.
– Хорошо, – кивнула, скидывая верхнюю одежду. – Давно ты приехал? Почему не предупредил?
– Да оно как-то неожиданно вышло. Как обычно, в общем-то.
– Ты насовсем? – спросила, заглядывая на кухню. В воздухе витал вкусный запах, и я почти ощущала во рту хрустящую корочку картошки.
– Ну… – помялся Люков, усаживаясь на стул. Я взяла прозрачную емкость, в которой хранилась соль, и бросила в сковороду несколько щепоток, накрывая ее крышкой.
– Ну?
– Сегодня до утра, потом на пару дней уеду. Дела, – уклончиво ответил Димка. Он никогда не посвящал меня в свои дела, но я знала, ничего хорошего в них нет. Мне хотелось, чтобы Люков зажил обычной жизнью простого парня, перестал водиться с этими людьми.
– Понятно. Мне продолжить свою бесконечную тираду?
– Нет, я устал. Давай без нотаций сегодня? – с усмешкой ответил Люков. – Как твои дела? Как работа? Учеба? Что нового? Мы почти две недели не созванивались.
– Да, ты был недоступен, – напомнила я, мешая картофель.
– Дела, – очередной ответ, к которому сложно привыкнуть.
– Так как? Что нового? Я тебе, кстати, подарок привез! – он выскочил из кухни, а вернувшись, держал в руках красную прямоугольную коробочку, на которой было написано что-то на немецком. Протянул ее мне, не говоря ни слова. В этом плане он был скуп на эмоции, но всегда, если делал что-то, то делал от души.
– Ого! – улыбнулась я. – Марципаны?
– Ага, ты же любишь. А мы проходили мимо лавки, где продавались импортные, я подумал, должны быть вкусными.
– Спасибо, ты сделал мой день, – я открыла коробочку и сразу съела сладость, смакуя вкус миндаля во рту.
– Да не за что. Больше не дуешься?
– Дуюсь, но уже меньше.
– Так… как твои дела?
– Эм… хорошо, – я отложила конфеты и принялась раскладывать картофель по тарелкам. Я колебалась – нужно ли рассказывать Диме о Вите? Мы, вроде как, не скрывали ничего друг от друга. Но отчего-то показалось, если заговорю о Шестакове, попросту расплачусь, не сдержусь. Я должна забыть его, я пыталась, прикладывала максимум усилий. Да и Димка точно не одобрит: он холодно относился к Вите, считал, что не было у нас никакой любви.
Откровенно говоря, я… тоже так считала. Однако перед сном все равно вспоминала зеленоглазого мальчишку, что сжимал мою ладонь и смотрел так, словно видит звезду, падающую с неба. Мне хотелось верить в лучшее. Наверное, поэтому я не решилась заговорить о Вите. Думала, мы больше не увидимся. Вполне вероятно, то была всего лишь мимолетная встреча.
Но… как же я заблуждалась.
Глава 13 - Рита
Дима уехал рано утром, мы скупо попрощались, пожелав друг другу хорошего дня. Следом за ним квартиру покинула и я, сначала заглянула в универ, надо было закрыть зачет по английскому. Преподавательница меня мурыжила уже третий раз, будто специально оттягивая момент получения зачета. Она уходила дальше от тем, указанных в заданиях билета, задавала вопросы, используя лексику, которую мы не изучали. Одним словом, у меня создавалось впечатление, будто Жанна Дмитриевна хотела получить взятку.
Вот и сегодня она посмотрела на меня через тонкие стекла дизайнерских очков, поджав губы. И если у меня были реальные проблемы со зрением, то у нашей молодой англичанки их не наблюдалось, она просто дополняла имидж подобным элементом на лице.
– Ну что, Романова, сегодня опять будем блеять, или вы все-таки подготовились? – прищурившись, спросила Жанна Дмитриевна. Ей было чуть больше тридцати: каштановое каре, злой взгляд и, вероятно, подкаченные губы, которые она то и дело вытягивала в трубочку. Я и представить не могла, как у нее сдавали очники, но к заочникам женщина относилась предвзято.
– Я и в прошлый раз готовилась, –
