Он ещё никогда не повышал на неё голос после интимных отношений. Наоборот: их ссоры обычно заканчивались в постели, примиряя их разногласия и усмиряя страсти. А ещё её оскорбила его убийственная фраза про падшую женщину.
Камал в ярости продолжал:
— Ты шлюха, потому что спишь с каждым встречным! И мало того, даже носишь под сердцем его ребёнка! И после этого ты говоришь о любви?!
Наступила напряжённая тишина. В голове Сони мелькали картины её жизни после его мнимой смерти. Начиная от посещения представителя властей с ужасной новостью о гибели мужа, заканчивая её убитым состоянием и той бесстыдной сценой её близости с его лучшим другом. Кровь отхлынула от лица. Сони была на грани обморока.
Какая же она дура, что забыла об этом! Вот теперь получай за всё!
Женщина сжала губы, подавляя рвущийся из горла крик. Слёзы всё же брызнули из глаз. Она всхлипнула пару раз, но всё же заставила себя напряжением всех сил удержаться от безудержных рыданий. Чувство безмерного одиночества накрыло её.
«Вот и всё… Всё закончилось. Как мне теперь жить?..»
Сейчас, в таком состоянии, невозможно было найти рациональный ответ на все вопросы. Сони настолько отчаялась, что винила в случившемся только себя. Хотя, на самом деле, бо́льшим виновником их трагедии был именно Камал. Подавленная женщина не нашла ничего лучшего, как уверить себя, что во всём произошедшем виновата только она.
Совершенно увядшим голосом Сони проговорила:
— Мне нечего сказать в своё оправдание… Это было роковой случайностью, обычной слабостью утонувшей в горе женщины… Да и было-то это всего лишь раз…
Но её муж, ослеплённый гордыней, чувствуя себя вправе миловать и карать, продолжал обвинять её:
— Замолчи! Шлюха! — Он вскочил с кровати, натянул на себя брюки и с презрением посмотрел на жену. — Какой цинизм?! Как же я ненавижу тебя, лицемерка! И ты ещё что-то говоришь о любви!
Его слова были как бич погонщика, без жалости и сострадания. Она обхватила себя за плечи, пытаясь съёжиться и как-то отгородиться от ненависти Камала, и ещё тише выдавила из себя:
— Но… Камал… как же так… Ведь ты только что любил меня…
— Ха! Любил! Неужели ты думаешь, что любил?! Я просто удовлетворял свои желания. То же самое я мог сделать и с любой другой девкой! Тем более что ты сама себя предложила!
Большего унижения нельзя было испытать. Сони чувствовала себя оплёванной.
Она только бормотала, закрывая уши:
— Не верю, не верю…
— Это уже твои проблемы!
Мужчина сам не мог понять, для чего устроил этот спектакль. Что он в конечном итоге хочет от Сони. Но какая-то непонятная сила заставляла его говорить такие чудовищные вещи хоть и бывшей, отвергнутой им жене, но всё же близкому когда-то человеку. И Камал, окончательно добивая её, выплюнул:
— Ты свободна! Теперь можешь уходить. Надеюсь, к моему возвращению твоего духа здесь уже не будет. Прощай!
Сони в отчаянии воскликнула:
— Нет, постой! Ты не можешь так просто бросить меня!
— Ничего я не должен. Тем более тебе, — с издёвкой усмехнулся Камал. — Такой дешёвой…
Он хотел сказать ещё что-то, но тут послышался звук пощёчины. Она вложила в неё всё своё горе, обиду и злость. Её глаза блестели от слёз и горели яростным огнём. От удара простыня, которой она укрывала тело, упала, и она предстала перед ним нагая, словно модель перед художником.
Мужчина жадно пожирал её тело глазами. Она походила на богиню: фигура Афродиты, профиль Дианы, плечи и руки Венеры. А в её ярости так и угадывалась Цирцея, когда та превращала спутников Одиссея в свиней. Он хорошо знал античную мифологию.
— Не смотри на меня так, иначе я превращусь в животное. Тебе осталось только взять посох и произнести заклинание — тогда вся картина будет представлена во всей полноте, — ехидничал Камал.
Презрение к его нравственному падению прозвучало в её словах:
— Ты и есть свинья!
— Заткнись! — вскричал он.
— И ты замолчи! Ты не имеешь никакого права оскорблять меня. Боже мой, Камал, я же твоя жена. Почему ты так поступаешь со мной? Опомнись!
— Это ты опомнись. Ты давно уже мне не жена. С тех самых пор, как вышла замуж за Дмитрия.
— Перестань, в конце концов, упрекать меня этим замужеством! — не выдержала она. — Тебя не было рядом! Ты погиб!
— И, конечно же, это развязало тебе руки, да?! — выкрикнул он. — Ты воспользовалась свободой и тут же прыгнула к нему в постель!
Сони с горечью смотрела на Камала, не в силах что-либо ответить. А он продолжал говорить безумные слова, давно потеряв здравый рассудок:
— Что ж ты раньше не сказала, что тебе так ненавистен наш брак?! — продолжал он бросать обвинения. — Я б отпустил тебя, не дожидаясь удобного случая. Ты лживая предательница!
— Ты не можешь мне говорить так. Я отдала тебе всю себя, всю свою любовь. Я никогда тебе не изменяла…
— Пока не подвернулся удобный случай! — его корёжило от злости.
— Я к тебе всем сердцем, а ты… — Сони с отчаянием смотрела на любимого. — Зачем ты отталкиваешь меня? Я ведь люблю тебя.
Окинув жену с ног до головы злым взглядом, Камал вдруг грубо схватил её, притянул ближе и поцеловал. Его поцелуй был как жалящий укус. А слова ещё пакостнее:
— А я тебя нет! Уже нет!
Сони подняла шёлковое одеяло, вновь укуталась в него. Она поняла, что эту стену ей не пробить. Но всё же она попыталась в последний раз донести до него правду:
— Камал, прости меня, — медленно подняла руку и погладила по щеке, на которую пришлась её пощёчина. — Прости, милый. Я так люблю тебя и всегда любила. Моё замужество было просто шагом отчаяния в то время. Давай не будем продолжать нашу ссору. Я ведь только-только нашла тебя и не хочу больше терять. Я… не смогу без тебя…
Её умоляющий взгляд что-то задел в его душе. Он хотел простить её, но что-то упиралось в нём, не давало сделать шаг к примирению. Он понял, что это. Ребёнок, которого она носила. Всё нутро его отторгало этого ребёнка.
— Я не могу простить тебя. И не желаю больше тебя видеть.
Камал пошёл на выход, и вскоре послышался звук захлопнувшейся двери. Он прозвучал как колокольный звон на похоронах её любви.
— Ты недостоин моих слёз и страданий, — проговорила Сони и упала на кровать. Плотина была прорвана, и она зарыдала.
* * *
— Где она? — запыхавшись, на ходу спросил Игорь.
— С ним, в комнате, — спокойно ответил Николя.
— О-о-о, я ж просил тебя, просил…
— В любом
