Роб заходит домой, не переставая разговаривать по телефону о делах. Сутулится, злобно ворчит на кого-то в трубку. Я зову его к накрытому столу, а он в ответ агрессивно поднимает указательный палец вверх: яему мешаю.
Обидно.
Голодная, сижу на террасе под большой лампой из нержавеющей стали, жду, когда он договорит. Муж резко заканчивает беседу и, выскочив из дома как ошпаренный, молча садится за стол и начинает быстро есть.
–Что-то случилось?– До боли вонзаю ноготь большого пальца рядом с обручальным кольцом.
–Нет,– отвечает Роб с полным ртом, даже не глядя в мою сторону.
Набравшись смелости, откашливаюсь и завожу разговор:
–Я думала на этой неделе встретиться с Тони… надо подготовить документы для дегустационного зала.
Тони – наш адвокат. На встречу обязательно должен пойти Роб: без его подписи на одобрение расходов у меня ничего не получится. Не обратив на мои слова ни малейшего внимания, муж продолжает жевать, глядя в окно.
Я бросаю на него сердитый взгляд и тоже смотрю в окно. Обидно до глубины души. Еле сдерживаюсь, чтобы не зареветь или не сказать что-то, о чем потом пожалею. Продолжая глядеть в окно, спрашиваю:
–Я правильно понимаю, что о дегустационном зале можно забыть?
Не торопясь, он пережевывает кусок, проглатывает, запивает и, откашлявшись, говорит:
–Зая, ну сама подумай: такие проекты редко приносят прибыль – рынок перенасыщен. К тому же ты никогда не занималась продуктовой темой.
Вот так, глядя исключительно в тарелку, без малейшей теплоты в голосе, но с изрядной долей напористости, которую он только что демонстрировал в телефонном разговоре, муж обрывает мне душу.
Я вскакиваю из-за стола и, сдерживая слезы, убегаю в дом. Не хочу, чтобы он видел, как я расстроена. Запираюсь в ванной и тихо рыдаю.
Поездка на Мауи ничего не изменила. Роб вруном был, вруном и остался. Никогда не будет по-моему: он хочет владеть всем единолично, а мне и шагу ступить не дает.
А ведь я молода! Могла бы уйти от него, начать жизнь сначала… Почему, почему я все еще с ним? Ответ безжалостно пронзает мозг: ясама заперлась в золотой клетке. Разведись я, что мне достанется? Наивно полагая, что Роб и так даст мне все, что попрошу, я подписала брачный контракт на его условиях. Совсем не думала о юридических тонкостях, верила, у нас будет счастливая семья и дети…
Я могла бы устроиться на работу, накопить денег, а потом съехать. Но он будет умолять, уговаривать, а когда поймет, что я твердо решила уйти, наймет адвокатов и превратит бракоразводный процесс в пытку.
Зажмурившись, прикладываю сложенные ладони ко лбу и сквозь слезы молю дать мне силы остаться или уйти.
Не люби я мужа, терпеть измены и вранье было бы проще. Его мать так и живет в несчастливом браке в обмен на деньги и статус. Любовь для нее и ей подобных мало что значит.
Надежда ускользает, как вода сквозь пальцы. Если она исчезнет, я навсегда застряну в этом шатком, жалком положении.
Как некстати, что я все еще его люблю! Глупое сердце жаждет внимания и любви Роба. Противно думать, во что он меня превратил. Я полностью завишу от него финансово и эмоционально. Вот бы со временем моя любовь угасла, как его! Тогда останется только зависимость от материального комфорта, что меня полностью устроило бы.
Тщательно напудрив нос, открываю дверь ванной и, втайне надеясь, что Роб – как это не раз бывало – не вернется к ссоре, выхожу на террасу.
За столом пусто.
Смотрю в комнатах – мужа нигде нет.
Открываю дверь в гараж: машина пропала. Он уехал.
Как всегда: обидел и был таков! И посуду за собой не помыл!
Ненавижу!
Я остаюсь дома, хожу по комнатам, сама не своя от всепоглощающей тоски и печали. Не отвечаю на звонки, не проверяю сообщения. Как же тошно постоянно терпеть его обман… Больно делить любимого с другими женщинами. Я злюсь и ненавижу. Роб всегда берет верх, а я ему потакаю! Ненависть сменяется страданием, от которого не скрыться.
…Весь день я прибиралась. Сначала унесла и помыла посуду после обеда, затем расставила вещи по местам, хотя уборщица приходила только вчера.
Половина девятого. Муж до сих пор не явился. Наливаю бокал вина, которое Роб создал совместно с профессиональным виноделом из нашего города, иду в гостиную. Попивая эксклюзивное вино, вкус которого едва чувствую, перелистываю страницы детектива: героиня инсценирует свою смерть и пытается подставить изменившего ей мужа. Неплохая идея, надо взять на заметку…
Прислушиваясь к шуму за окном, жду, не подъедет ли машина. Я не стала ему писать, не осмеливаюсь: хватит с меня на сегодня его грубостей.
К половине одиннадцатого я изрядно пьяна. Настолько, что строчки пляшут и расплываются.
Слышно, как закрывается дверь в гараж. Роб уверенно входит в гостиную, молча идет мимо меня в сторону спальни.
–Уже десять. Ты мог бы позвонить,– говорю я с раздражением.
–Извини, замотался на работе.
–Эй!– Я встаю с дивана с тяжелой головой. В груди полыхает невысказанный гнев. Покачиваясь на нетвердых ногах, я разряжаюсь пьяной тирадой:– Думаешь, со мной можно не считаться?
–Ну что такое?– высокомерно фыркает он, останавливаясь и неохотно поворачиваясь.
–Я твоя жена, Роберт. Твоя жена! Тебе бы понравилось, если б я не звонила и приходила домой, когда вздумается?
–Напилась?
–Не уклоняйся от ответа! Хватит обращаться со мной как с пустым местом! Я больше не потерплю!– кричу я сквозь слезы, которые бегут по щекам вопреки воле.
А потом я чувствую, как от него пахнет: сладким потом – аромат, сопровождающий любовные утехи. Затем в ноздри ударяет шлейф женских духов, и я словно срываюсь с цепи:
–Ненавижу тебя! Ненавижу! Скотина! С кем ты спутался на этот раз?!
Я беспомощно молочу его кулаками по груди; Роб терпит, затем разворачивает меня к себе спиной и обвивает руками, как смирительной рубашкой.
–Ш-ш-ш,– шикает он мне на ухо, а я продолжаю безудержно рыдать.– Прости, зая! Ну прости! Я же люблю тебя.
Объятое ненавистью сердце тает, колени подгибаются, и я падаю в его объятия.
–Почему?– вопрошаю сквозь слезы.– Чего тебе не хватает?
Свалившееся на меня потрясение давит словно каменная плита. Это выше моих сил.
–Ш-ш-ш, я люблю тебя, люблю,– повторяет Роб.
Он поворачивает меня лицом к себе и целует. Растопленная поцелуем, я не сопротивляюсь, и мы медленно оседаем на пол.
–Я больше не могу, Роб, не могу так жить,– бормочу я сквозь рыдания.
Муж сидя держит меня, как ребенка, которого несут в кровать. Вновь целует, впиваясь губами в мои.
