class="p1">На лице моего школьного друга отразилось смятение. Видимо, он сразу начал прикидывать, стоит ли выполнять просьбу Кира. Но принять решение ему не дала Катя, неожиданно вырвав ладонь из моей руки и побежав вперёд, к прилавкам с фруктами.
Что ж, ожидаемо. Она ещё долго продержалась. Обычно с порога сразу несётся в глубь магазина, проверяет свои владения. Но сегодня Костя просто сбил её с панталыку.
— Пока, — хмыкнула я и ринулась за Катей, пока она не протаранила лбом чью-нибудь тележку или прилавок. Она может.
Через несколько секунд я поравнялась с дочерью, но, к моему удивлению, сделала я это не в одиночестве. Костя шёл следом.
— Ты забыла тележку, солнце, — произнёс он, иронично улыбаясь, и меня окатило теплом. Солнце… Он называл меня так когда-то. Очень давно. С тех пор, как переключился на дружбу с мальчишками, — никогда. Опасался, что они будут дразнить или заподозрят его в нежных чувствах.
Я не подозревала. Это было просто прозвище, возникшее из моей девичьей фамилии Солнцева. Тёплое и ласковое, со вкусом мороженого и карамели, запахом весенней листвы и пышек с сахарной пудрой. Прозвище родом из детства, в котором у меня было мало радостей.
Костя был радостью.
— Спасибо, — поблагодарила я, кивнув; посмотрела на собеседника — и слегка притормозила со своей радостью, потому что Костя, будто бы смутившись, отвёл глаза. Стыдно? Или что? Нет, лучше не буду думать об этом сейчас — только настроение себе испорчу.
Но через несколько минут ощущение неловкости ушло целиком, и было бы странно, если бы произошло иначе, — Катя не дала этому чувству ни одного шанса. Носилась по магазину, как коза на выпасе, и я поминутно пыталась удержать её то от ныряния с головой в гору апельсинов, то от забрасывания в тележку всех творожных сырков подряд, то от попыток постучать об пол бутылкой оливкового масла. Катя активно шкодничала, мы с Костей смеялись, по пути я брала продукты, которые планировала, — так постепенно и дошли до кассы.
— Ты зайдёшь в гости? — поинтересовалась я, когда мы уже стояли в очереди на оплату. — Или занят?
Не знаю, что я чувствовала в этот момент, когда Костя пару мгновений молчал, глядя куда угодно, только не на меня. Точно не злость. Наверное, досаду… и какое-то разочарование.
А потом Катя вдруг отпустила мою ладонь и уцепилась за Костю. Подняла голову, улыбаясь зубастым ртом, и громко возвестила, глядя на моего друга детства:
— Да!
Костя хмыкнул и тоже улыбнулся. Лицо его как-то смягчилось, и он всё-таки посмотрел мне в глаза.
— Кажется, кое-кто отказывается меня отпускать.
— Да! — повторила Катя.
— Значит, пойдём в гости, — сказал Костя, не отводя взгляда, и у меня отчего-то внезапно стало сухо во рту. И в ушах зашумело… Давление, может?
А глаза у Кости красивые. Не такие яркие, как у Кира, — серо-зелёные, обычные, — но красивые. Наверное, потому что гораздо более искренние, чем у Кирилла.
Муж никогда не стеснялся смотреть на меня все эти полгода, и от этого было тошно. Костя же… Я будто бы слышала его мысли сейчас. Они отражались в его глазах и били меня прямиком в грудь, вышибая дух.
— Пойдём, — почти прошептала я, кашлянув, и отвернулась сама. Благо, что как раз подошла наша очередь, и можно было ненадолго отвлечься.
19
Вера
Дома неловкость стала ощущаться сильнее. На улице и в магазине, среди людей, когда постоянно надо было удерживать Катю от безрассудств, было как-то легче. Дома же…
Нет, мы с Костей разговаривали. Обсуждали абсолютно нейтральные темы — погоду, его работу, Катины игрушки, привычки и новые умения, её любимую еду. Но при этом я вновь ощущала себя так, словно между нами что-то или кто-то стоит. Как все эти годы…
Почему-то это неимоверно раздражало. Я не могла расслабиться и почувствовать, что нахожусь рядом с другом, который не причинит мне вреда, не скажет гадость, не предаст. Костя, если рассуждать здраво, не сделал мне ничего плохого, просто он молчал. И разговаривал с Киром про его Милену. И про меня. За моей спиной!
А как я поступила бы на его месте?..
— Почему ты не ешь? — спросил Костя негромко, когда я уже докармливала Катю. Она сама неплохо ела ложкой, но только в начале, к концу начинала лениться. Из-за того, что за обедом к нам присоединился ещё один человек, я не стала ограничиваться котлетами и салатом, пожарила на гарнир картошку. Какой мужик не любит картошку? Я таких не встречала. Вот и Костя умял всю тарелку. Катя к картошке не притронулась, я — тем более.
— Не хочу, да и времени нет, — я пожала плечами. — Сейчас Катя доест, и спать пойдём через полчаса.
— Вер, тебе нужно есть, — произнёс Костя по-прежнему тихо, но настойчиво. И смотрел при этом так… с беспокойством. Оригинально, да. И чего он обо мне беспокоится? Поддерживал бы Кира, раз уж начал.
— Не нужно мне ничего, — усмехнулась я, стараясь унять раздражение. — Иначе опять стану свиноматкой. — Я практически процитировала фразу Кирилла из их переписки, и Костя, кажется, понял это — замер и чуть побледнел, вновь опуская глаза.
Почему-то это покаянное движение, благодаря которому я смогла лицезреть Костину рыжую макушку — посыпай пеплом, не хочу! — разозлило ещё сильнее. Катя как раз доела, и я, поставив её тарелку в раковину, попросила, вытерев руки полотенцем:
— Посидишь с ней пять минут? Я пока покурю.
Костя изумлённо вскинулся, но я уже выходила с кухни. Быстро пересекла коридор, зашла в кабинет Кира, потом на балкон, достала заныканные сигареты, зажигалку и пепельницу. Вернулась в кабинет и, встав посреди комнаты, как памятник самой себе, зажгла сигарету и затянулась, глотая слёзы, которые никак не хотели выливаться из глаз. Из-за этого у меня было ощущение, будто глазницы распирает от напряжения.
И вновь вернулось то чувство… будто меня заживо жрут муравьи.
Трясущимися руками я вновь и вновь подносила ко рту зажжённую сигарету и выдыхала едкий и противный дым. Курение не приносило мне никакого удовольствия — только мрачное удовлетворение оттого, что Кир опять будет кривиться и бурчать, что в его кабинет ветром натянуло всякую гадость. Ерунда какая! Он в мою жизнь столько гадости притащил, что никакие сигареты с этим не сравнятся.
Вокруг меня уже собралось целое сизое облако, когда дверь неожиданно распахнулась и в кабинет шагнул Костя. Суровый такой, со сдвинутыми бровями.
— Где ты Катю оставил? — тут же ощетинилась я. — Вернись к ней.
— Она в детской, книжку читает, — пробурчал бывший лучший друг. — Не слышишь?
Дверь
