говорить на эту тему. Капитан Смирнов в полной тишине приступил к своему монологу:
– Человеку, по вине которого Вы оказались упрятанным в Троицкую больницу на целых пятнадцать лет, Матвею Пырьеву – внебрачному сыну бывшего главного врача Маслова Олега Тихоновича, через несколько дней будет вынесен приговор. Ему вменяются в вину: умышленная кража боевого оружия и убийство сослуживца; хищение чужого ребёнка, денег, имущества и документов с целью сокрытия настоящего имени; совершение действий насильственного характера с целью запугивания в отношении Егора Удальцова, Ираиды Серебрянской, повлекших за собой причинение вреда здоровью и жизни потерпевших, а также групповое преступление, совершённое в сговоре с отцом. Я пришёл сообщить Вам об этом, а также для того, чтобы вернуть документы. Возьмите, пожалуйста! Это – Ваш паспорт. Это – копия свидетельства о рождении дочери – Удальцовой Веры Егоровны. Дочь жива и здорова. В ближайшее время встретитесь с ней. Вы – свободный человек и можете поступать, как угодно: остаться здесь или уехать в любое другое место, жить и работать в том городе, где Вам хочется. Я нашёл друга Вашего брата – Константина, а также родственников жены. Если пожелаете, прямо сейчас отвезу к ним.
Глава пятнадцатая
Тайны
В тени раскидистого дуба была припаркована машина, значит, её хозяин на рабочем месте.
Принадлежность автомобиля сомнений не вызывала: кто же ещё имел право оставлять личное транспортное средство на целый день во дворе государственного учреждения? Смирнов взглянул на часы: до окончания работы главного врача оставалось ровно пятнадцать минут.
Пётр Валентинович не сильно обрадовался очередному визиту следователя, но постарался скрыть негативные эмоции и заменить их вежливым предложением:
– Товарищ капитан, могу подвезти, если нужно.
– Спасибо, Пётр Валентинович. Думаю, нам лучше поговорить в кабинете.
Главный врач выразительно посмотрел на часы, намекая на то, что время разговора ограничено. Смирнов уловил этот взгляд, поэтому решил сразу идти ва-банк.
– Вы наверняка знали о том, что бывший главврач скрывал в больнице совершенно чужого человека, не являвшегося ему ни сыном, ни родственником, ни другом. Как Вы думаете, почему Маслов Олег Тихонович так поступал?
Главврач шумно сглотнул слюну, поперхнулся, стал судорожно хватать воздух открытым ртом. Слёзы потекли из-под его очков. Он весь взмок от удушающего кашля и нервного напряжения.
Капитан Смирнов распахнул настежь окно. Приток свежего воздуха взбодрил и вернул свободу мыслям и дыханию.
– Извините, – еле слышно проговорил главврач. – Я к этой истории отношения не имею и более, чем сказал вчера, сказать не могу. Я ничего не знал. Все тайны покойный Олег Тихонович унёс с собой в могилу.
– Выходит, что не все, Пётр Валентинович, не все. Вы получили от бывшего главврача за свои заботы о якобы его сыне солидный куш. Олег Тихонович, понимая, что неизлечимо болен и обречён, передал Вам огромную сумму денег, просил не только заботиться об этом человеке, но и никому, никогда не выдавать его местонахождение и не отпускать на волю. Вы пообещали, взяли деньги, и своё обещание сдержали, поселив мужчину за высоким забором на территории собственного дачного участка. Удобно, правда? Какой-никакой, а работник: сажает, поливает, пропалывает, собирает урожай. Ничего не требует, тихий, проблем с ним нет, на судьбу не ропщет, согласен век просидеть в каморке. Еду из больницы носит санитарка, она же стирает бельё. И, главное, пациент не сумасшедший, как Вы сами изволили мне сказать в нашу прошлую встречу. Зачем же Вы, Пётр Валентинович, говорите, что не имеете отношения к этой истории, а сами продолжаете удерживать не умалишённого человека? На каком основании?
Главврач закрыл окно, налил стакан воды, хотел осушить его залпом, но поспешил. Часть воды пролилась на брюки.
Смирнов улыбнулся:
– Сухим выйти из воды не удастся, Пётр Валентинович.
– Мне надо подумать…
– Я Вас не тороплю.
Капитан успел выкурить пару сигарет прежде, чем главврач дал признательные показания:
– Олег Тихонович перед смертью выразил желание переговорить с глазу на глаз. Так я узнал, что Матвей в армии убил человека, – начал свой рассказ главврач. – Олег не мог спрятать сына в больнице, чтобы спасти от тюрьмы, здесь бы его обнаружили в тот же день. Срочно требовался донор, им и стал случайный попутчик Матвея. Его настоящее имя главврач не разглашал. Я поначалу не желал ввязываться в это дело, но Олег убедил, что для меня опасности не будет, ведь человек, которого надо прятать, никого не убивал, добровольно согласился отдать своё имя. В случае, если я соглашаюсь и впредь нелегально держать его, то Олег Тихонович щедро отблагодарит и поднимет все свои связи для того, чтобы меня назначили на должность главврача. Скажите, что теперь со мной будет?
– Придётся отвечать по закону, Пётр Валентинович.
Допрос с пристрастием
Уголовное дело Матвея Пырьева получилось объёмным, одних только свидетельских показаний – несколько томов.
В отдельное производство пришлось выделить дело бывшего и настоящего главврачей Троицкой больницы, вступивших в преступный сговор.
Следователь Смирнов жалел о том, что в сутках всего двадцать четыре часа. Их явно не хватало для того, чтобы подготовить все материалы для передачи в суд.
Ему предстояло последнее свидание с Пырьевым, точнее, допрос с пристрастием. Так Смирнов называл дознавательное мероприятие с применением эмоционального давления на допрашиваемого.
За время нахождения в следственном изоляторе Матвей Пырьев сильно похудел, вещи странно висели на нём, он был похож на огородное чучело, не хватало только шляпы с полями. Прежняя прыть с него сошла, уступив место серой тоске, в глазах поселилась ненависть к миру.
– Сегодня есть последний шанс сказать правду, – начал капитан Смирнов. – Как Вам удалось заставить Егора Удальцова остаться в Троицкой психиатрической лечебнице, которой руководил отец?
Пырьев занервничал: этот вопрос был равносилен тому, что капитан сходу положил его на лопатки. Дальнейшее сопротивление было бессмысленным, но обвиняемый продолжал упираться и совершать ненужные словесные потуги:
– Вы же знаете, капитан, у меня нет отца, я даже никогда не видел его фотографии. Мать растила меня одна и ни разу не упоминала о нём.
– Вы говорите неправду. Ваш отец – Маслов Олег Тихонович, Вы прекрасно знали его и часто навещали, ведь в этой же больнице под руководством Олега Тихоновича работала санитаркой Ваша мать. Сюда же Вы уговорили заехать перекусить и немного отдохнуть ничего не подозревающего Егора Удальцова с дочкой, всецело полагаясь на помощь своих родителей.
– Я отказываюсь что-либо говорить без адвоката.
– Пырьев, с адвокатом или без, Вы не сможете оспорить этот факт. У меня есть выписка из отдела кадров Троицкой больницы, вот она. Здесь чётко прописаны фамилия, имя, отчество Вашей матери, занимаемая должность, дата приёма на работу, номер приказа. Более того, у меня на столе лежит копия приказа за подписью Вашего отца. И если Вам мало документальных подтверждений, то имеются многочисленные свидетельские показания. Вас хорошо знали и врачи, и санитарки этой больницы, и даже работники столовой. Более того, они помнят, как Вас провожали в армию, и как Вы быстро из неё вернулись.
Обвиняемый молчал, как будто набрал в рот воды.
– Я даже могу сказать, где Вы, Пырьев, спрятали табельное оружие, из которого убили сослуживца, и которым потом угрожали Егору Удальцову, обещая застрелить его дочь в случае, если он добровольно не согласится на Ваши условия, и своему отцу, поначалу тоже наотрез отказавшемуся принимать эти условия. Так вот, пистолет обнаружен в Вашем гараже, там же находится угнанная Вами машина Егора Удальцова. Кстати, почему Вы уничтожили свидетельство о рождении Веры? Вероятно, не учли, что ЗАГС выдаёт дубликаты?
– Зачем задавать вопросы, если и так знаете? – раздражённо спросил Пырьев, покрываясь красно-бурыми пятнами.
– Работа у меня такая: спрашивать, чтобы знать ещё больше. Позволю напомнить Вам, что добровольное признание смягчает уголовное наказание.
– Не… знаю, с чего… начать…
– Начните с самого начала, Матвей.
Через
