квартиру, а ее мысли — лишь взглянув на неё. Но в последнее время что-то в её поведении изменилось, и Ив не понимал почему. Не знай он её так хорошо, подумал бы, что у неё депрессия. Тревожность, замкнутость, мрачные мысли, слезы — такого не было даже в самые сложные моменты их жизни.
Тусклый рассвет просачивался сквозь открытое окно вместе с утренней прохладой. После разговора с сестрой остатки сонливости выветрились вместе с остатками алкоголя. Ив лежал, натянув одеяло до подбородка, и глядел в потолок в надежде, что усталость возьмёт верх над беспокойством. С улицы летел тихий непрекращающийся гул множества работающих машин. Казалось, гудит не город, а мысли в черепной коробке.
Его устраивала нынешняя жизнь. Стабильная работа с хорошей оплатой, собственное жилье в комфортной зоне, регулярные медицинские осмотры, чтобы следить за состоянием здоровья Милы. Раньше они всего этого не могли себе позволить. Так на что же жаловаться?
Когда человек получает желаемое, вскоре ему становится этого недостаточно. Люди так устроены: всегда желать большего, чем имеешь. Ив редко задумывался, чего бы ему самому хотелось от этой жизни, но всякий раз приходил к мысли, что не хочет ничего больше. Перед ним и так стояла достаточно глобальная задача: позаботиться о сестре, подготовить её к жизни. С тех пор как мать бросила их, он просто разучился думать о своих нуждах.
Они жили все вместе в однушке на втором этаже. Одинокая женщина с двумя детьми от разных мужчин. Отец Ива умер, когда тот был ещё маленьким. Связался с запрещенным культом и попал под чистку. Эгоист, который думал лишь о своих убеждениях, а не о том, что будет с семьёй после его смерти. Все, что осталось от него: убогая квартирка и имя, которое он дал сыну: Истислав. Ив ненавидел отца за его эгоизм и всячески подавлял в себе любые проявления этого качества.
Отец Милы остался неизвестен.
Мать ежедневно пропадала на работе. Ив не знал, чем она занималась, и только когда повзрослел, появились неприглядные догадки. Как бы там ни было, она исправно приносила домой питательные смеси, пока однажды просто ушла и не вернулась. Брат и сестра прождали её неделю пока не поняли, что теперь остались одни. Все дальнейшее было из числа того, о чем лучше забыть и никогда не вспоминать.
Ив не помнил отчётливо лица матери, но помнил все остальное: удушающую жару в тёмной квартире с заколоченными окнами, непрерывный шум, доносящийся со всех четырех сторон, смрад химических испарений и запах плесени, что намертво въелась в штукатурку на потолке и стенах. И то чувство растерянной беспомощности, липкий ужас осознания, что тебя бросили, и ты понятия не имеешь, как жить дальше.
За неделю у них закончились все питательные смеси. Вместо очищенной воды приходилось пить воду из-под крана. Иногда она была лишь слегка мутной, иногда темно-рыжей, но прозрачной — никогда. А во рту оставляла после себя то привкус тухлятины, то металла и моющих средств, и даже прокипятить её было негде. Брат и сестра кутались под драным вонючим одеялом на единственной кровати, не различая дня и ночи. Заколоченные досками окна почти не пропускали свет. Ив боялся открывать их, чтобы в квартиру не влезли бездомные или угашенные, и потому в помещении постоянно стоял затхлый дух сырости и мочи. Когда он не спал, он глядел на дверь в надежде, что мать вот-вот вернётся. Когда кто-то колотил в двери и дёргал за ручку, брат и сестра прижимались друг к дружке и боялись шелохнуться. Мила беззвучно плакала, а Ив пытался придумать, куда бежать, когда в дверь все же ворвутся чужие.
Скоро Мила начала потихоньку угасать. Она больше не плакала, только тихо стонала в горячечном сне. Слабая трехлетняя малышка. Ей нужна была еда и какие-то лекарства. Тогда Ив закутал её в одеяло и ушёл, прошептав на ухо, что никогда не бросит её, как бросила мать. Ему было одиннадцать.
Воспоминания, как и всегда, принесли с собой только злость и разочарование. В груди грызлось что-то неприятное и липкое, от чего невозможно избавиться, что ненадолго оставляло его только на деле или после пары стаканов спиртного. Но с каждым разом это неприятное все больше накапливалось и росло. И что с этим делать, Ив не имел понятия.
Он поднялся с кровати, так и не сумев хоть немного отдохнуть. Порылся в ящике на кухне и вытряхнул на ладонь таблетку из неподписанного пластикового пакета. Эти таблетки остались еще с тех времен, когда Милу мучили постоянные ночные кошмары и она не спала сутками, чтобы не видеть то, о чем так и не рассказала брату. Ив проглотил таблетку, запив водой из-под крана. Нужно было отдохнуть, ведь ночью предстоит важная работа, от успеха которой зависит их с сестрой будущее.
Глава 9.1
Шлак неторопливо дымил вонючей самокруткой, развалившись на пластиковых ящиках. У другой стены подвала сидели грузчики — четверо порченых, как обычно. Они тихо курили и изредка переговаривались. Не было похоже, что они взволнованы или чего-то ждут. Зато их надзиратели, которых в этот раз было двое, стояли с прямыми спинами и сжатыми челюстями. Они не знали, к чему готовиться. Ив тоже не знал. Он напряжённо уставился в тёмный прямоугольник планшета, на котором было выведено изображение противоположного конца тоннеля. Ничего. Торговцы ещё не пожаловали. Тогда Ив вывел на экран изображения со всех камер, которые они установили заранее в тоннеле и его ответвлениях. Никакого движения. Ив потер глаза, взъерошил темные кудри.
— Что, волнуешься? — подразнил его Шлак с ухмылкой.
Ив поднял на громилу хмурый взгляд.
— Эта неизвестность, она меня напрягает.
Шлак протянул ему дымящуюся самокрутку.
— На, говорят, это успокаивает.
Ив мотнул головой. Лишайник он ни разу не пробовал, но всегда казалось, что первая же затяжка способна то ли с ног свалить, то ли заставить проблеваться.
— Просто хочется поскорее закончить с этим делом.
— Ага, понимаю. Скоро у меня бой, надо готовиться, а не торчать тут с этими придурками, — громила сплюнул в сторону порченых, и те невольно поежились под его недобрым взглядом.
— Значит, с Серафимом бой? Не думал, что Тощий пойдёт на это, лишь бы тебя побаловать.
— А что ему терять. Если вдруг я сдохну, шестирукий урод займёт моё место. Боссу слабачки не нужны. — Шлак усмехнулся. — Говорят, он не разговаривает. Если так, то вы с ним поладите.
Порченый утробно захохотал, а Ив оторвал глаза от планшета и состроил
