ту же сторону. По ступеням мраморной лестницы поднимался Харлоу. На нем был его обычный, безупречно белый комбинезон. Хорошенькая девушка, сидевшая за окошечком администратора, улыбнулась ему, когда он проходил мимо. Но Харлоу бросил на нее мгновенный, ничего не выражающий взгляд, и ее улыбка замерла. Он же продолжал свой путь через холл, и сотни уст умолкли при его приближении.
Казалось, Харлоу никого не замечал, он не смотрел ни направо, ни налево, и тем не менее можно было почти с уверенностью сказать, что его необычайные глаза ничего не упустили, ибо даже не глядя в их сторону, он круто повернулся и направился туда, где сидели Мак-Элпайн и Даннет.
Мак-Элпайн сказал:
— Все ясно. Ни виски, ни ментола. Иначе он бросился бы от меня, как от прокаженного.
В следующий момент Харлоу уже остановился перед ними. Без малейшего оттенка иронии или сарказма он сказал:
— Наслаждаетесь мирным вечером, джентльмены?
— Угадали, — ответил Мак-Элпайн. — И наше наслаждение было бы гораздо более полным, если бы вы поведали нам, как ведет себя новый «коронадо».
— Входит в норму. Джейкобсон в кои-то веки согласился со мной, что этой машине нужно только небольшое изменение в соотношении скоростей и в задней подвеске. К воскресенью все будет в полном порядке.
— Значит, никаких жалоб?
— Никаких. Прекрасный автомобиль. Лучший автомобиль фирмы «Коронадо» за все время. И быстроходный. Быстроходнее предыдущих.
— Намного?
— Еще не выяснил. Но мы уже дважды перекрыли рекордную скорость на круговом заезде.
— Ну и ну… — Мак-Элпайн взглянул на часы. — Пожалуй, пора собираться. Через полчаса мы должны выходить, иначе опоздаем на прием.
— Я что-то устал. Приму душ, потом — часа два сна, потом — обед. Я здесь ради Гран-При, а не для того, чтобы приобщаться к высшему обществу.
— Вы решительно отказываетесь?
— Я решительно отказался еще в прошлый раз. Если хотите, создал прецедент.
— Но это обязательно, знаете ли вы…
— В моем лексиконе «обязательно» и «принудительно» не одно и то же.
— Но там будут два или три весьма влиятельных лица — специально для того, чтобы встретиться с вами.
— Знаю.
Мак-Элпайн помолчал, а потом спросил неторопливо:
— Откуда вы знаете? Это известно только Алексису и мне.
— Мне сказала Мери. — С этими словами Харлоу повернулся и пошел прочь.
— Вот так-то! — Даннет поджал губы. — Какой наглец! Пришел только, чтобы сказать нам, что превысил рекордную скорость, и произнес это с таким небрежным видом, словно это ему ничего не стоило. Смешнее всего, что я ему верю… Ведь именно для этого он и подходил к нам, не так ли?
— Угу… А также намекнуть мне, что он все еще остается лучшим из лучших. И кроме того, сказать, что ему плевать на этот прием, что он и впредь будет поддерживать отношения с Мери, независимо от того, нравится мне это или нет. И, наконец, дать мне понять, что у Мери от него нет решительно никаких секретов… Но куда же запропастилась моя проклятущая дочь?
— Да, это было бы очень интересно, — задумчиво протянул Даннет.
— Что именно интересно?
— Знать, действительно ли вы сможете разбить молодое сердце?
Мак-Элпайн тяжело вздохнул и еще глубже погрузился в кресло.
— Думаю, вы правы, Алексис… Думаю, правы. Судя по всему, я бы и сейчас с удовольствием столкнул вместе их молодые головы.
Харлоу в белом махровом халате вышел из ванной и открыл платяной шкаф. Он вынул новый костюм, а потом сунул руку на верхнюю полку. Видимо, он не нашел того, что ожидал найти, и брови его приподнялись. Заглянул в буфет — тот же результат. Остановившись посреди комнаты, он задумался, потом широко улыбнулся.
— Ну и ну! — сказал он мягко. — Опять взялись за свои штучки! Умные, дьяволы!
Судя по тому, что на лице его все еще продолжала витать улыбка, он не верил собственным глазам. Он приподнял матрац, заглянул под кровать и, достав плоскую маленькую бутылку виски, осмотрел. Потом сунул ее обратно, прошел в ванную и, сняв с бачка крышку, вынул еще одну бутылку шотландского виски. Проверив ее уровень — бутылка была полна на две трети, он поставил ее на место и закрыл бачок, положив крышку слегка наискосок.
Вернувшись в спальню, он надел светло-серый костюм и начал было завязывать галстук, когда до его слуха донесся шум мощного мотора. Он выключил свет, раздвинул занавеску и, открыв окно, осторожно выглянул наружу.
У подъезда стоял большой автобус, в который вереницей входили гонщики, административный персонал, механики и журналисты. Харлоу внимательно проследил, чтобы в автобус поднялись все, чье отсутствие в этот вечер было крайне желательно для него: Даннет, Тараккиа, Нойбауер, Джейкобсон и Мак-Элпайн. За руку последнего крепко держалась бледная и подавленная Мери. Все уселись в автобус, который через несколько мгновений укатил в темноту.
Пять минут спустя Харлоу уже стоял перед окошечком администратора. Там сидела все та же хорошенькая девушка, на которую он недавно, проходя мимо, не обратил внимания. На этот раз он широко улыбнулся ей, его коллеги просто не поверили бы своим глазам, а она, быстро оправившись от шока, вызванного столь неожиданным проявлением второй натуры Харлоу, вспыхнула от радости и ответила улыбкой на улыбку. Для тех, кто не принадлежал непосредственно к миру гонщиков, Харлоу все еще был Гонщиком Номер Один.
— Добрый вечер! — сказал Харлоу.
— Добрый вечер, сэр. — Улыбка исчезла. — Боюсь, что автобус уже ушел…
— А у меня — свой собственный транспорт.
— На лице девушки вновь появилась улыбка.
— Ну, разумеется, мистер Харлоу. Какая я глупая. Ваш красавец «феррари». Могу я чем-нибудь…
— Да, пожалуйста. Вот тут у меня четыре фамилии — Мак-Элпайн, Нойбауер, Тараккиа и Джейкобсон. Вы не могли бы назвать мне номера их комнат.
— Разумеется, мистер Харлоу. Но, боюсь, все эти джентльмены только что уехали.
— Знаю. Я и ждал, пока они не уехали.
— Не понимаю, сэр.
— Просто хочу подсунуть им кое-что под двери. Старинный обычай перед гонками. Понимаете?
— Ох уж эти гонщики и эти розыгрыши! — До этого вечера она наверняка не видела ни одного гонщика, но это не помешало ей бросить лукавый и понимающий взгляд. — Их номера — 202, 208, 204, 206.
— Вы назвали их в той последовательности, в какой я назвал фамилии?
— Да, сэр.
— Благодарю вас. — Харлоу приложил палец к губам. — И, разумеется, — никому ни слова!
— Конечно же, мистер Харлоу. — Она улыбнулась с видом заговорщицы и проводила его взглядом.
Харлоу же мог достаточно трезво оценить силу своей славы, чтобы понять, что ее молчания хватит лишь до конца этой недели, а потом она будет не один месяц рассказывать всем